пойдёшь! А мы подождём офицеров.
Безухий поднимается, опираясь на автомат. Ну и здоровый же он. Как наш учитель по физкультуре в десятом классе – тоже бывший демобилизованный. Мы его боялись как огня, хоть и предмет не особо важный. Думали, выскажем ему за сорокаминутные марш-броски по скользкому после дождя школьному двору на выпускном, а он не пришёл. Потом я его тоже не видел. Похож, только глаза у безухого сверкают, а у того какие-то потухшие были.
Он стоит над сержантом с явным вызовом, хотя и не в лучшей форме. От потери крови его немного пошатывает. Я машинально подбираю ноги. Остальные переглядываются.
– Тут никто с тобой в наступление не пойдёт, пока мы не увидим документ!
Но говорит он явно за себя. Большинству хоть в бой, хоть в койку, лишь бы не сидеть тут в ожидании. Я к такому выбору не готов, переглядываюсь с остальными.
Сержант поднимается. Он ниже безухого на полголовы, не такой огромный, скорее жилистый. На его бушлате четыре отверстия, расположенных в ряд. Интересно, если приложить линейку, то они окажутся точно на прямой линии? Я подношу к глазам палец. Да, если учесть кривизну пальца, то идеальная прямая. Даже красиво. Я бы ходил в таком на гражданке. Чистый, новенький бушлат, а на спине четыре в ряд дырки от пуль. На вопросы я бы всегда рассказывал историю, каждый раз разную. Надо бы попросить потом у сержанта поменяться, только лычки перешить.
Он подходит ближе, а боец без уха стоит всё так же вызывающе. Сходятся, как боевые слоны в поединке. Конечно, я никогда не видел боевых слонов, только на картинке, но даже там они выглядели впечатляюще.
Сержант делает выпад рукой. На мгновение мне показалось, что его рука прошла сквозь голову бойца. Да нет, он просто ухватил его за затылок. Он прижимает его вымазанный сажей лоб к своему, на руках и шее надуваются вены. В тишине слышно яростное сопение, которое длится, как кажется нам, много-много часов. Но вот сержант бьёт его по плечу ладонью и улыбается, безухий отвечает коротким кивком. Стоять ему сложно, и он опускается по стене, всё так же опираясь на ствол автомата.
– Мы выйдем за эту дверь и будем драться как звери. Как потревоженные львы, как бешеные медведи, как испуганные, загнанные в угол кролики, разрывающие хищнику брюхо. Бой будет последним. Мы пойдем все, кто есть. А ты, боец, будешь стрелять левой рукой.
Это он мне. Я даже вздрогнул от неожиданности.
Я в старом фильме видел, как воины древности перед битвой били короткими мечами о щиты, настраивая себя на битву. С улыбкой представляю, как мы бьём сейчас прикладами о пол, синхронно и громко. В этом есть что-то первобытное, как в овациях. Никогда раньше не думал об этом, но аплодисменты – суть варварское издание звуков для поддержания и возвышения того, кто сейчас тебя превосходит силой, умом или талантом. И просвещённые умы издают звуки, ударяя ладонью о ладонь, а потом звук становится синхронным и заставляет вибрировать тело и прибившуюся к ребрам душу, легким отголоском
