расслабленно, потом вздохнул и встал. Свыше получаса здесь находиться не следовало – из-за стерильного, выхолощенного, почти лишённого влаги воздуха стягивало горло, начинал точить кашель. Оно – она – поняло, что собеседник уходит. Шатнулось туда, сюда, остановилось, притихло.
– Не горюй, – попытался успокоить Ян. – Я же ещё приду.
На прощание он погладил стекло, но с той стороны не отреагировали – облик уже начал расплываться в кляксу. Да разве кто-то здесь горюет – кто-то здесь рад, что его оставляют в покое и не вынуждают своим присутствием видоизменяться, подстраиваться… «Пока», – сказал Ян. Фрукт заморский, чудо, чудовище…
Он ушёл, не оглядываясь. Имя, данное профессором, он никогда не называл даже в мыслях.
IV
– Ребёнок, – сказал Курт. – Оставь животину в покое. От того, что ты так его тискаешь, сожранный дождик наружу не вылезет.
– Я его успокаиваю. Ты его скоро понесёшь к ветеринару, а он всё понимает и волнуется, только молчит.
– Это потому, что кот – бессловесная тварь.
– Не-а. Может мяукать.
– Сейчас он явно ничего не может, потому что раздавлен тяжестью осознания собственного идиотизма. Или просто объелся… Но как же быстро стал спокойным и тихим, глядите-ка. Отпусти его, изверг. Хватит формировать из пациента лепешку.
– Между прочим, он – мой! Я его нашла!
– Найти нашла, а обращаться не умеешь. Жрёт он у тебя, что ни попадя. Горе-мамаша.
Лучик обиженно отвернулась. Рыжая перехватила взгляд Курта и пожала плечами, а Капитан вообще никак не отреагировал – привык. Младшенькая их порой действительно вела себя по-детски – и странно, что совсем другой, не по годам взрослой, она пришла в Организацию. Пять лет и пять месяцев назад, вспомнил Курт. В его с ней вторую в жизни встречу.
Да, тогда они встретились во второй раз, а познакомились, можно считать, в первый, и в глазах напротив – фиолетовых, фиалковых, колокольчиковых, что сразу же рождали мысли о тёплых цветочных лесистых пригорках и находились примерно на уровне солнечного сплетения Курта, не мелькнуло ни искры узнавания. Ему пришлось не просто склонить голову, а вообще почти переломиться в вынужденном, тянущем мышцы поклоне, и тогда он опять ощутил, снова почувствовал это – свой рост, своё сильное и послушное тело, напряжение мускулов, стучащее сердце, и это стало первым после двух недель полузабытья шагом к принятию себя и согласию с тем, что после всего случившегося он продолжает думать, жить, дышать. «Какой высокий, – сказала тогда эта девочка. Кольца тёмных синяков на её запястьях, не прикрытых рукавами белого больничного халата, ещё не сошли, только чуть поблекли, пожелтели. – Можно вас попросить, пожалуйста – там, видите, яблоня, а на ней… Всё, что можно, уже стрясли, а эти крепко держатся. Мы с девчонками весь день пытались снять, даже
