сложив пополам, словно наваху, как нечего делать.
«Что за?..» – но додумать не удалось, стало очень больно, и дыхание прервалось. А когда задыхаешься, и в глазах темно от недостатка кислорода, ни о чем не думаешь, кроме как глотнуть воздуха. Даже о боли. Тем более о том, за что вдруг или с какой стати?
Очнулась мокрая от пота, с бешено бьющимся сердцем и кляпом во рту. Оказалось, сидит в кресле, привязанная к нему за руки и за ноги, а когда и как туда попала, даже не запомнилось. Одно очевидно – это не игра в «сделай мне больно», не прелюдия к любви пожестче. Не в той позе она пришла в себя, да и одежда вся на месте, даже панталоны. Так что не вертеп порока, а скорее миракль[16] на тему великомученичества. Хотела было спросить об этом своего коварного «дружка», но кляп мешал не только дышать. Говорить он мешал еще больше.
– Очухались, сударыня? – Кирилл стоял перед ней, смотрел как ни в чем не бывало, курил папиросу. – Можете не отвечать, вижу, что сознание к вам вполне возвратилось, а посему хотелось бы сразу перейти к делу. Женщина вы, Дарья Дмитриевна, не только красивая, но и умная. Это факт. Впрочем, вы ведь не Дарья и не Дмитриевна, не так ли?
Намек на истину прозвучал ударом погребального колокола.
«Что он знает?!»
– Я ведь как думал? – продолжал между тем Кирилл, слегка покачиваясь на пятках. – Охмурю какую-нибудь пишбарышню, осчастливлю девушку по полной программе, так она мне все свои мелкие секреты – ну, те, до которых допущена, – сама в клювике принесет, даже просить не придется. И ведь это только звучит так просто, Дарья Дмитриевна. На самом-то деле подобраться к Арсеналу ой как не просто. Но я подобрался, как видите. Два года жизни и кучу денег потратил, но на бал к губернатору попал, и в заводоуправление тоже. А там вы. Но вас, простите на грубом слове, и ловить не пришлось, сами клюнули. Не так ли, Дарата Довмонтовна?
Вот тут ее проняло по-настоящему. Услышав «родное» имя, Дарья на мгновение даже утратила самоконтроль. Вздрогнула. Открылась извергу – а то, что Кирилл тать, она уже поняла, – показала свою слабость. Но, с другой стороны, не из железа же она сделана, право слово!
– Вы что же, госпожа капитан-инженер первого ранга, – хищно улыбнулся Кирилл, заметивший верно, как Дарья дает слабину, – не знали, что других женщин в штаб-офицерских званиях в вашей армии всего трое? Вас вычислить, уважаемая, для кадрового разведчика, – а я, увы, кадровый, – это и не задача вовсе, а баловство. Однако положение ваше в Народно-Освободительной армии Тартарской Республики кардинальным образом меняет ваше, Дарата Довмонтовна, положение относительно меня. Вы понимаете? – он пыхнул папироской и замолчал на мгновение, давая Дарье вполне прочувствовать свое незавидное «положение». – Пишбарышню я бы побаловал, наверное, да и отпустил с богом. Куда она, на самом-то деле, с моего крючка денется? Однако вас, госпожа Эгле, я отпустить не смогу. Вот это та мысль, которую я хотел бы довести до вас в первую очередь. Остальное, как говорится, производные. Будете сотрудничать, переброшу вас в тихое спокойное место. Обеспечу комфортом
