Марину настороженно. Наверное, потому, что не со стороны пришла, а по волевому решению начальника, Петра Алексеевича Незнамова. Кто его знает, откуда он ее привел? Может, она ему родственницей приходится? Или вообще любовницей? Приглядится и начнет устанавливать свои порядки. Слишком уж подозрительно начальник перед ней козликом прыгает. Даже к себе в кабинет не вызывает – сам с бумагами к ней бежит. И заместитель его туда же – распустил перед ней крылья, галстуки меняет каждый день.
Заместитель Петра Алексеевича по имени Валерий Ильич показался Марине достаточно противным. Заслуженного пенсионного возраста дядька, но молодящийся. Про таких говорят «павиан». Пиджаки носил модные, рубашки яркие, штиблеты начищенные. Но лысину и масляные похотливые голубенькие глазки, окруженные старческой сеткой морщин, никакой модной одежкой не прикроешь. И манерным обхождением тоже. А еще говорят, что стареющие, но молодящиеся женщины смешны… Да ничего подобного! Женщины – они как-то сами по себе молодятся, без лишних телодвижений. С комплиментами дурацкими не пристают, ручек не целуют, в дверях подчеркнуто галантно не расшаркиваются. Поначалу Марина старалась просто не замечать павианского поведения Валерия Ильича, но потом все же начала раздражаться. Противно же! Зайдет к ней в кабинет с утра, улыбнется медово-сахарно и тут же за руку – хвать! – позвольте, мол, приложиться с почтеньицем. И, главное, долго так прикладывается, мнет руку в мягких и чуть влажных ладонях. Фу… А ей в это время что остается делать? Лысинку его розовую сверху обозревать?
Работы для нее на фирме оказалось непочатый край. И это было хорошо, потому что когда работы много, ни о чем другом уже не думаешь. То есть не думаешь о том, что в твоей жизни произошло. Приходишь домой уставшая, голодная, на весь белый свет злая. Да еще эти звонки… Почему-то такого рода новости разносятся среди знакомых с бешеной скоростью, и каждый норовит свое дружеское участие выказать. И обозвать Олега обидными словами – и сволочь он, и гад неблагодарный, и тряпка, и маменькин сынок, и бог знает кто. А еще звонящие почему-то начинают свои версии его ухода выдвигать и упражняться в психологических пассах, будто ей от этого легче станет. Будто она и сама не знает о том, что все двадцать лет брака его опекала, как ребенка малого. Любила, потому и опекала! Бить его надо было, что ли? Ну да, он маменькин сынок. Но какой уж достался, простите. А потом она решила трубку вообще не брать. Зачем? Чтобы проплакать потом полночи в подушку?
– Марина Никитична, вы на подарок шефу деньги сдавать будете? – Вопрос вывел ее из грустной задумчивости. – У него в пятницу юбилей…
Марина подняла глаза. В дверь заглядывала секретарша Таня.
– Да вы что? У Петра Алексеевича юбилей? А я не знала, – встрепенулась Марина.
– Ну так будете? Мы все по пятьсот рублей собираем.
– Да-да, конечно, – закрутилась Марина, пытаясь выудить из висящей на спинке стула сумки кошелек. – Вот, Танечка, пожалуйста.
Танечка цапнула у нее из рук купюру и направилась было к двери, но не стерпела,
