узнает, – сказал он.
– Не узнает, – согласился я.
Мы снова помолчали.
– Я вот что подумал. Ты же ведь просто наслаждаешься ситуацией. У тебя два совершенно необычных романа.
– Угу, – кивнул Антон.
– Но это ведь ненадолго. Ты и там, и там к черте подошел. Надо новый этап начинать. Готов?
– Готов.
Через полгода он женился. На Серафиме.
Перед свадьбой мы сидели в караоке. Орали, дурачились.
– Есть вопрос, – сказал я.
– Подарил. – Он сразу догадался.
– Сумочку?
– Нет.
– А что?
– Духи. Духи и новый телефон. И попросил, чтобы она при мне внесла меня в «черный список».
Я удивился.
– Ты что, ей свой номер дал?
– Нет. Просто имя.
Я смотрел на него, смотрел.
– Ты кем хотел в детстве стать?
– Не помню, – сказал он.
И пошел петь. Опять выбрал «Самый лучший день».
Он мне соврал. Мама в детстве водила его в театральный кружок. Но он в итоге закончил финансовую академию.
Я хотел быть космонавтом. А потом генсеком, после Брежнева. Поэтому сначала спел «Траву у дома». А затем про Ленина, партию и комсомол.
Потом я хотел спеть для ведущих прогноза погоды. «Полгода плохая погода».
Антон не разрешил.
Но я не обиделся.
Чужой столик
Официант стоял, ссутулившись у их столика, и просто ждал. Не высказывая ни вежливой внимательности, ни безразличия. Он был всё равно что холодильник – стоит только пожелать – и еда появится перед тобой, но на что-то больше невозможно было рассчитывать. Уже немолодой уставший человек. Без ручки и блокнотика в руке – признак стремления ресторана к сервису более высокого уровня, чем изначально можно предположить.
Официант дождался, когда клиенты сделают заказ, и пошел к стойке.
Из-за стойки, скучая, смотрела на столик, от которого отошел официант, женщина-менеджер. Посетитель был в ее вкусе: высокий, спокойный, ухоженный, но без излишнего лоска. Но ее сильнее интересовала его спутница. Как всегда. Вечная дуэль за право не уронить самооценку.
Дорогой свитер, нарочито простые бриджи и кеды, которые она тоже приглядела себе в одном из журналов. Здесь эта марка стоила слишком дорого, поэтому она поставила себе целью купить их в Дюссельдорфе, на зимней распродаже.
Настроение немного упало. От мужчины пусть не сильно, но пахло деньгами. На ее месте могла быть она. И тогда не было бы необходимости ходить на нелюбимую работу. В голову снова полезли расплывчатые мечты о салоне красоты или арт-кафе, от которых она отмахнулась не без труда.
Посетители за столиком молчали.
Что было странно, поскольку телефонов у них в руках не было. Он смотрел то в окно, то перед собой, но взгляд его был устремлен не на спутницу, а упирался в стол. Примерно в то место, где стояла вазочка
