монетки. Родителям было не до нас, с утра до ночи работали, завоевывали жизненное пространство для себя и для детей, ради которых и сорвались в эту чужую, незнакомую страну.
В четырнадцать – мы втроем впервые напились вдрызг.
Метакса, которую я позаимствовал у отца, лукаво прятала крепость за нежно-приторным вкусом роз, и мы глупо попались – кто бы сомневался – на ее горячую легкую сладость.
В пятнадцать – выкурили первый косяк.
А потом угнали «Мазду» соседа Лики и, накатавшись вволю, бросили на другом конце города, за железнодорожной линией. Плешивый старичок пускал слюни на Лику и даже пару раз пытался ее облапить, так что наша маленькая месть была вполне справедливой.
В шестнадцать – все стало непросто, и я узнал, что такое летать. От ее волос пахло морем, и имя – Л-и-к-а – мятной карамелью таяло во рту.
В девятнадцать – нас призвали в армию: я попал в элитную десантную роту, а Лука служил в секретном подразделении компьютерных технологий. Он всегда был самым головастым из нас.
Я решил, что, когда вернусь, мы с Ликой поженимся и будем вместе до конца – и в беде и в радости. Она так и не узнала о моих планах, я все собирался с духом, чтобы признаться ей, но теперь уже что…
* * *
Около пяти, зевая и переругиваясь с недосыпа, выбрались наружу. Утро встретило заморозками. Кто-то вспомнил, что диктор во вчерашних новостях бубнил что-то об ухудшении погоды, но как-то слишком невнятно, и мы, отмахнувшись от всех предупреждений, решили двигаться. Тем более что не было и намека на бурю или лавину. Так, bad weather.
Мы шли уже несколько часов, и до перевала, по нашим подсчетам, оставалось совсем ничего, как вдруг разом, без предупреждения плотной косой стеной повалил снег. Разбушевавшийся ветер сбивал с ног, закручивая вихри белой крупы вперемешку с пылью и грязью. Добравшись до земли, снег замерзал почти мгновенно, превращаясь в ледяной наст, ноги скользили, и я все время боялся упасть и больше не подняться. Узкая полоса проторенной тропы совсем исчезла, и мы тащились, увязая в снегу, неизвестно куда, в непроницаемую плотную пустоту. Было дико холодно. Я жалел, что не взял с собой теплую вязаную шапку и рукавицы, и эта мысль здорово мучила меня.
Первое время мы еще старались держаться группой, но очень быстро ветер раскидал всех по сторонам, и мы остались с Лукой одни. Сколько времени мы брели так, я не знаю. Может быть, час, а может, и день. По дороге все чаще попадались упавшие люди, но никто не кричал и не звал на помощь, и я до сих пор не знаю, были они живы или нет, но вряд ли мы могли им чем-то помочь.
Новый шквал ветра ударил в лицо, меня качнуло, правую ногу повело в сторону, но каким-то чудом я сумел удержаться на ногах. Сквозь снежную пелену увидел, как Лукаса, который шел впереди меня, снесло в сторону, и он грузным кулем повалился на землю. Я схватил его за обледенелый ворот куртки и попытался поднять.
