голос его играл в безразличие.
– Еще скажу. Нина, и тогда. И после. И недавно.
– Ну тогда, да. Я с тремя вместе встречалась. Параллельно. По молодости. А после и недавно – это что? В чем подлость-то моя?
– Ты не поняла. «И тогда, и после, и недавно» – это Василис советовал Мише. От тебя избавиться. Вот Мишу и потянуло, наконец, на алебастровых.
– Хуйню несешь, – в голосе Васо звучало сожаление.
– Ага, – улыбнулась, – Миша только и делает, что слушает Василиса по жизни. Прям.
– Значит, совпадение, – удивился Петр своей болтливости.
– Значит, ты, Петр, говнюк и сплетник, – сказал Васо.
– Ссоритесь. Блин. Серьезные дяди. Друзья детства. Оплакивают друга.
– Будешь ведь? – Петр налил Нине водку. – Чего-то я… Извини, если что не так. Травка, может, подействовала.
– Нин, а хочешь правду? – Васо встал с кресла, оставив за собой глубокую вмятину, подтянул брюки. – Да, я твердил Мише. Всю жизнь. Не любишь ты его. Так думаю. И что? Вы с Мишей вместе тридцать лет. И Антону, на хуй, надо было жить не с этой женой.
– Ведь я не позвоню тете Ане, – Нина, казалось, не слышала Васо. – То есть позвоню, она откажется от встречи, и я ничего больше не сделаю.
– И вот что из всего этого вышло, – Васо поморщился. – Он сделал это. На паркинге.
– Антона нет. И получается, держаться больше не за что. Надо ехать, – решил Петр.
– Травка еще есть? – Нина после паузы.
– Оставил на столе, – Васо проглотил все гласные.
– Ага. И Антон письма на столе жене оставил. И матери.
– Не за что, – недовольно пробурчал Васо.
– Держаться не за что. Ты прав, – Нина закрыла глаза.
– По домам? – предложил Петр.
– Я остаюсь. Утром вызову такси. Мне так удобнее, – вжалась в диван.
– Я, как Миша, не знаю, как без Антона жить… – Васо стоял посреди гостиной и походил на обиженного ребенка.
– Пошли уже, – велел Петр. – Прощай, – кивок Нине.
* * *
Нина лежала на диване. Ей было уютно. И было это важнее всего. Одиночество радовало. И знала, завтра утром обведет глазами декабрьское небо и увидит двух упущенных воздушных змеев. «И сколько их в небе? Два, три или все четыре?» – была мысль, уже перед тем как уснуть.
Дарья Александер
Живой
Вот так всегда: приближаешься к кабинету Валерия Степановича и дрожишь. Еще бы! Одна его дверь чего стоит. Прямо как врата ада: огромная, тяжелая, явно обитая кожей нас, грешников. Принесешь отчет какой-нибудь и ждешь, ждешь… Потом дверь медленно открывается, и вот он стоит – ростом немного пониже меня, ну а я-то никогда высоким не был. Ручки тоненькие, ножки щупленькие, но какая внутренняя сила, какая мощь! Даже лысина вызывает уважение… А говорить когда начнет – ну прямо генерал перед ротой солдат! Представляю, какой
