В руках у него был небольшой сверток.
– Просили вам передать.
– Мне?
Равич осмотрел сверток. Сверток небольшой, в белой шелковистой бумаге, перевязан бечевкой. Адреса на свертке не было.
– Я ни от кого ничего не жду. Это какое-то недоразумение. Кто передал?
– Женщина… ну, то есть дама, – поправился паренек.
– Так женщина или дама? – уточнил Морозов.
– Да вроде как посередке…
– А что, метко, – ухмыльнулся Морозов.
– Тут даже не написано, от кого. Она точно сказала, что это мне?
– Ну, не то чтобы прямо. Не по имени. Для доктора, говорит, который у вас живет. А потом… вы эту даму знаете.
– Это она так сказала?
– Да нет. Но это с ней вы недавно приходили ночью, – выпалил парень.
– Да, Шарль, со мной иногда приходят дамы. Но пора бы тебе знать: тактичность и скромность – первые добродетели служащего гостиницы. Нескромность – это только для кавалеров большого света.
– Да вскрой же ты его наконец! – не утерпел Морозов. – Даже если это не тебе. В нашей многогрешной жизни и не такое случалось вытворять.
Равич усмехнулся и развязал бечевку. В свертке прощупывался какой-то предмет. Оказалось, это деревянная фигурка мадонны, которую он оставил в комнате той женщины, как же ее звали… Мадлен… Мад… Он напряг память… Нет, забыл. Что-то похожее. Он разворошил шелковистую бумагу. Ни письма, ни записки.
– Хорошо, – сказал он пареньку. – Все правильно.
И поставил статуэтку на стол. Среди шахматных фигур она смотрелась странно и как-то неприкаянно.
– Она русская? – спросил Морозов.
– Нет. Хотя мне сначала тоже так показалось.
Равич заметил, что губную помаду с лица мадонны отмыли.
– Что прикажешь мне с этим делать?
– Поставь куда-нибудь. На свете множество вещей, которые можно куда-то приткнуть. И для всех находится место. Только не для людей.
– Того человека, наверно, уже похоронили.
– Это та?
– Ну да.
– Но ты хоть заходил к ней еще раз, проведать, как она и что?
– Нет.
– Странно, – задумчиво проговорил Морозов. – Сперва мы думаем, будто помогаем кому-то, а когда человеку тяжелее всего, перестаем помогать.
– Борис, я не армия спасения. Я видывал в жизни случаи куда хуже этого и даже пальцем не пошевельнул. И почему, кстати, ей должно быть сейчас тяжелей?
– Потому что теперь она оказалась по-настоящему одна. В первые дни тот мужчина хоть как-то, но все еще был с ней рядом, пусть даже мертвый. Но он был здесь, на земле. А теперь он под землей, все, его нет. И это вот, – Морозов указал на фигурку, – никакая не благодарность. Это крик о по-мощи.
– Я переспал с ней, – признался Равич. – Еще не зная, что у нее стряслось. И хочу про это забыть.
– Чепуха! Тоже
