о неведомое, мрачное, разделяясь и заполняя своим присутствием всю комнату. Это не были тени или видения. Олег Гутов знал это. От галлюцинаций можно отмахнуться, игнорировать, убить их, в конце концов, препаратами и терапией. Здесь же все было реальным, таким же, как и он сам. Он не мог этому сопротивляться. Не мог игнорировать. Они владели его телом, его разумом. Они могли заставить его умереть и родиться заново. Он был в их власти.
Мойрам. Так они называли себя, хотя таким существам вряд ли нужны были имена. Олег узнал о них, когда был подростком. Они пришли к нему ночью, забрав вместе с девственностью его неведение. Они были похожи на женщин, но Олег знал, что это не так. Женщин рождают женщины. Они растут, созревают и стареют, а не складываются в эротические образы из сгустка теней в углах комнаты.
Лахезис. Так звали одну из них. Она была первой. Ее внешность напоминала Олегу о девочке, в которую он был влюблен. Эта любовь умерла, утонув в объятиях мойрам. Все умирало. Менялось. Каждая ночь, проведенная с любвеобильным существом, забирала что-то из прошлого, обедняя воспоминания. Лахезис высасывала из Олега все, что казалось ему когда-то важным, все его представления о жизни и целях. Иногда, оставаясь один, Олег пытался вспомнить эти страстные ночи, но не мог. Не хотел. Лахезис забирала у него любой незначительный интерес к прошлому, оставляя лишь страх перед настоящим.
Клото. Она пришла следом за Лахезис. Сменила ее в теплой постели Олега. Ее образ был таким же пустым, как и его цели. Ничего конкретного, просто женщина с характерными для этого пола чертами. Прошлое не интересовало ее. Она пела Олегу любовную песню о настоящем. В ее объятиях Олег увидел себя, увидел свой страх. Клото разделила с ним свою плоть и свои мысли. Мысли о настоящем. В них не было ни счастья, ни страха. Лишь только пустота, впитавшая в себя момент между прошлым и будущим. Каждую ночь Олег узнавал что-то новое и каждое утро забывал об этом. Это был подарок Лахезис, спасавший от безумия. Мир был прекрасен и ужасен одновременно. Грязь и красота, возведенные в абсолют, промелькнувший перед глазами за короткое мгновение настоящего. Девственницы и шлюхи, наркоманы и праведники, маньяки и священники, матери, продающие своих новорожденных детей, и заботливые родители, неверные супруги и добропорядочные семьи… Были и другие видения, суть которых Олег так и не смог понять. Слишком ужасные или слишком прекрасные в своей сути, они то мелькали перед глазами уродливостью форм и извращенностью действий, то грели сознание божественной красотой, умиляя недосягаемой глубиной чистейших поступков. Из всего этого Олег вынес одно: ужас и красота нераздельны. Одно не может существовать без другого. Добро и зло. Любовь и ненависть. Свет и тьма. Олег больше не испытывал страха. Его страх был ничтожным в сравнении с тем, что он видел. Не мог он испытывать и счастья. Он видел его в абсолюте, и абсолют этот был недосягаем. Он мог быть лишь никем. Пустотой в нулевой точке столкновений красоты и ужаса. Вот чего добивалась Клото. Вот зачем она приходила к нему столько ночей подряд.
Атропос. Она стала третьей любовницей Олега. Или любовником? А может, просто никем? Для него уже не было разницы. Она легла в его постель. Прикоснулась к его остывающей плоти. К его пустоте. Олег чувствовал, как тело начинает распадаться под тяжестью этих прикосновений, таять, подобно снегу, сжатому в теплых ладонях, вытекая меж пальцев отведенным ему временем. Минуты, часы, дни, месяцы, годы. Он был слишком опустошен, чтобы бояться. Видел слишком многое, чтобы о чем-то думать. Он мог лишь таять и распадаться, наблюдая, как его тело теряет свои формы. Отведенное ему время заканчивалось. Пустота становилось больше. Он ощущал ее физически. Она текла внутри него, выедая кровь, внутренности. Олег уже не чувствовал, как Атропос ласкает его тело. Не видел ее. Не слышал ее нежных слов. Он просто плыл, как плывет ребенок в утробе матери.
Жизнь завершалась, и ее волны прибивали его к берегу, с которого все началось. К пустоте и теплым водам, ласкающим тело. Они были его частью, а он был частью их. Последняя ночь в объятьях Атропос, когда понятие ночи перестает существовать. Когда все превращается в пустоту, которая и есть то важное, из чего состоит вся жизнь. Пустота и покой, медленно вращающиеся в замысловатом водовороте, уходящем в никуда, и Олег был частью этого водоворота, мельчайшей каплей, нераздельно связанной с огромной массой вращающейся воды, которая тянула его вниз, на самое дно.
Осознание этого принесло тревогу. Следом за ней пришли сомнения и страхи. А в момент, когда он достиг самого дна, пришла боль. Она выдавила из его горла крик, который заставил вновь ощутить свое тело. Отделить себя от окружавшей его пустоты. «Вода, – подумал Олег. – Это всего лишь вода». Густая, как кровь, и такая же теплая, она обжигала его тело, заставляла плыть. Она вернула ему забытый смысл, забытые чувства. Пространство. Осознание этого появилось так внезапно, что Олег снова закричал. Под его ногами было дно. Он шел по нему. Карабкался на берег, жадно хватая ртом воздух. Он снова мог чувствовать, он снова мог мыслить. Ради этого стоило бороться.
Олег выбрался на берег и устало повалился на спину. Земля под ним была теплой и сухой, как сморщенная кожа настырного долгожителя.
