style="font-size:15px;"> В телеге сидят Захребетники. Братья. Старшего назвали Захря, младшего Бетник. Ехать скучно. Братья подремали, теперь лениво переругиваются.
Захря, чёрт! Не слышишь?
Кого тебе надо из-под меня?
Когда ты смажешь колесо?
А ты когда?
Оно мне уже ухи ободрало. Скрежещет и скрежещет! Как будто пёс голодный кость грызёт!
– Тебе ободрало – тебе и смазывать.
Я вот смажу по сопатке, будешь знать.
А это как получится, братан.
Захребетники – народ бережливый. Выезжая в дорогу, ведёрко с дёгтем дома оставляют. Чернозёмная грязь на весеннем распутье краше любого дегтя.
Полчаса проходит. Захря самокрутку дососал до ногтей. Обжёгся напоследок и вместе с дымом проглотил дурохамское чёрное слово.
Правая рука у Захри шестипалая, за что его прозвали в детстве Шестипалым. Очень крепкая рука. Прямо звериная лапа какая-то. Страшная.
Левой рукой отбрасывая окурок, он остановил конягу резким движением правой.
– Ладно. Тр-р, стоять, – сказал. – Твоя взяла, братан.
Заунывная музыка смолкла. Захря поцарапал в ухе; самый маленький палец – шестой – засунул туда. Потом зевнул и сплюнул, рукава по локоть закатал, спрыгнул с телеги и проворно взялся дорожной грязью дегтярить колесо за колесом.
Братан в телеге лежал на пузе, плевал под задние копыта, усмехался, наблюдая за Шестипалым. Встающее солнце купалось в грязи, золотыми комьями сползало с пальцев, брызгало на сапоги. В придорожной мураве пичуга трепыхалась – то ли перепелка, то ли жаворонок, трава ложилась, как живая, и вставала, роняя росу…
– Во, совсем другое дело! – Захря повеселел, вытирая волосатые руки о широченный подол рубахи.
– Пошла, родимая! Но! Чтоб ты сдохла!
Втулки, забитые грязью, сыто заурчали на ходу. Не услышав привычного скрежета, кляча остановилась, покосила фиолетовым глазом на колесо. Шестипалая рука схватила кнутовище – полоса пролегла по хребту, по костлявому крупу. Лошаденка содрогнулась от удара – дальше потянула.
Слушай, Захря, я подумал…
Неужели? – перебил Шестипалый. – Ну, наконец-то он «подумал»!
Нет, братан, серьёзно. Что на этот раз мы будем врать Царю Государьевичу?
Да мало ли… Хата сгорела!
Хата у нас уже «горела». И разбойники нас уже «грабили». И «засуха» была. И «град», и «хлад» посевы наши бил. А теперь-то что?
Шестипалая рука погладила плешину, под которой теплилась тёмная мыслишка.
Есть у меня кое-какое соображеньице.
Ну?
Хоботок слону загну! Тебе скажи, напьешься в дорожном кабаке, разболтаешь первому встречному. Пока промолчу.
Молчи. Я и сам догадался. Бедняжка Доедала во дворце припас нам продуктов. Разных овощей… и вообще…
Как же, припас! Доедала – проглот ещё тот! Брюхо у него будет побольше, чем у слона. Нет, у меня надежда
