в рот спиртного уже целых семнадцать лет и впредь не собирался. Примерно столько же он не мог нормально спать, в те короткие часы, когда измученное тело объявляло перерыв, приходили наизусть выученные кошмары, и просыпался шериф, чувствуя себя еще хуже, чем вечером. Потом, после пары кружек густого травяного отвара и прогулки становилось легче, и до ночи Винсент вроде бы жил.
Сегодня мерзкое чувство не проходило, наверное, потому, что к привычным поводам для бессонницы добавились и новые. Этот врач, которого притащили два дня назад Януш и Джо. Ну, чего ему стоило просто поесть, хоть слово шерифу сказать, воспользоваться этим неловким, наверное, совсем не нужным гостеприимством перед тем, как явятся священники и показательно его вздернут? Шериф и сам сделался пленником, опасаясь надолго отойти от тюремной избы, ожидая, когда заключенный сдастся, попросит чего-нибудь.
Теперь еще и Джерри куда-то запропастился. Конечно, мальчишка мог идти, куда хотел, Винсент никогда его не ограничивал. Когда тому исполнилось десять, шериф даже раздобыл в меру дурного, с веселым характером серого мерина. С тех пор Джерри сделался почти неуловимым, мог часами носиться вокруг деревни, пугать кур и фермерш, заставляя коня прыгать через изгороди. Правда, один раз, когда сорванец в пылу скачки пропахал изрядную борозду в чужом картофельном поле, шериф счет нужным применить воспитательные меры. И только. К тому же, когда Винсент поручал помощнику какую-нибудь работу, тот никогда не пытался увильнуть, выполнял все с жутковатой старательной отрешенностью. В такие моменты шериф чувствовал себя не погонщиком рабов, а скорее отцом, усыновившим ребенка с плохой наследственностью, и теперь ждущего напряженно, когда же она проявится.
За Джерри переживать все-таки не стоило. Скорее всего, радовался погоде, нарезая вокруг деревни круги. И за объявившего голодовку доктора – тем более. Ждать-то осталось дней пять, не больше, потом подоспеют священники. Главное, чтобы казнь в деревне не устраивали, потому что смотреть на нее шериф не хотел. Он вообще никогда не любил казней, а с некоторых пор и вовсе при виде готовящейся к празднику виселицы мысленно примеривал петлю на собственную шею.
Мысли о виселице, которую он обошел за улицу, Винсент привычно отогнал. В Крайней деревне давно никого не казнили, этим она ему и нравилась. Редко кто совался на самую границу Пустоши. Преступников небольшая, вдали от торговых путей деревенька почти на самом Юго-западе не интересовала, а ученые, те, что еще каким-то чудом выжили, предпочитали селиться на Северо-востоке. Говорят, там даже была база оппозиции. Впрочем, будь там правда такая база, ее бы уже не было…
Дразня тяжелую головную боль и беспокойный разум, шериф добрался до конюшни, где стояли их с Джерри лошади. Тюремная изба чернела старым брусом чуть дальше, на фоне свежего снега похожая на прошлогодний гнилой гриб. Такой хочется раздавить сапогом, вмять посеревшую, полную червей шляпку в мокрый дерн. Откуда брались подобные мысли, шериф предпочитал не думать, по крайней мере, днем.
В конюшне остро пахло
