и есть же, – кивнул Валера.
Оборванец безнадёжно махнул свободной рукой, покачал грязной головой и спрятал свои драхмы куда-то за пазуху.
– Тогда и вовсе нипочём не отстанут. Упекут в палату номер шесть. Говорить правду, дорогой Валерий, конечно, легко и приятно. И в этом я согласен с героем одного из ваших классиков. Но далеко не безопасно, в чём тот же герой, как известно, убедился на собственной шкуре очень скоро. А сюжет тем временем сгинет безвозвратно.
Оба замолчали. Как пишут в таких случаях и классики и начинающие – повисла звенящая тишина. Козорезов смотрел на грека, грек смотрел на Козорезова.
До Валеры медленно, учитывая всё ещё воспалённые после вчерашнего мозги, но дошло, что этот субъект как-то причастен к исчезновению его ненаписанного шедевра, или знает, куда тот подевался. И это надо было срочно разъяснить. Но гнать лошадей не стоило, а то сбежит в Рим вслед за гладиатором и ищи-свищи. Подойти к допросу следовало аккуратно и методично. Начнём с самого простого, решил он, и без нажима, даже, можно сказать, дружески спросил незнакомца:
– Слушай, мужик, а ты, собственно, кто такой?
Тут на его глазах произошло чудесное преображение. Оборванец приосанился, выпятил грудь и даже, как показалось, увеличился в размерах. Хоть он и не стал чище и опрятнее, но, вне всякого сомнения, выглядел теперь фигурой значительной, требующей к себе должного уважения. Голубые глаза оживились чудесным внутренним светом. Он упёрся левой рукой себе в бок, а полусогнутую правую поднял ладонью к себе и резко выпрямив в театральном жесте громко провозгласил:
– Я Муза! – Но вдруг, словно сам, смутившись подобного пафоса, тихо добавил: – Вот так как-то.
Наверное, он ожидал, что Валерий рассмеётся, потому что весь напрягся и неотрывно смотрел в лицо писателю. Однако, никаких признаков веселья тот не проявил. Напротив, очень серьёзно разглядывал гостя целую минуту.
– Так это, – наконец заговорил он, – музы вроде как бабы, в смысле, женщины… Нет?
– Феминистические проделки, – фыркнул грек, скорчив гримасу презрения. – Тебе-то какая разница? Думаешь, с женщиной легче сработаешься? Ага, сейчас!
– Да нет, мне, собственно, всё равно, – зачем-то начал оправдываться Валера.
Но Музу уже понесло.
– С этими женщинами мы – мужики, а особенно вы, писатели, теряем всякую работоспособность в творческом плане! Тебе, к примеру, что-нибудь грандиозно-философское творить, а ты только о её глазках распрекрасных думаешь, или о чём пониже, прости меня Зевс. С ними только поэтам хорошо работается, да и то исключительно романтикам. Обовьётся она вокруг такого рифмача, ласкает его, тут он и выдаст про «мимолётное виденье» и «гений чистой красоты»! – Он на мгновение перевёл дух и продолжил: – А вот мужик с мужиком завсегда о чём-то серьёзном поговорить могут. Мировые проблемы порешать! Спорт обсудить! Про войну там, про подвиги, про баб тех же, но уже без всяких розовых
