ему Муз.
– А с чего им такими глупостями заниматься? – в ожидании какого-то подвоха осторожно поинтересовался Валера.
– Ты же согласен со мной, что надо что-то делать? – вопросом на вопрос ответил несносный грек.
– Разумеется, надо. А что я могу?
– Да в том-то всё и дело, что только ты и можешь!
– Почему только я?
Муз посмотрел на своего автора с явным подозрением. Так смотрит на вас приятель, решая, а не разыгрываете ли вы его, изображая из себя идиота.
– Значит так, – решительно заявил он, придя, судя по всему, к определённому выводу на счёт мыслительного процесса писателя, – с этого дня и до победы больше ни одной рюмки! А то у тебя явное размягчение мозга наблюдается. Как ты вообще можешь индуцировать гениальные сюжетные повороты, если вокруг себя ни Аида не видишь, Персефону твою за ногу!
– Чего? Чего я не вижу? – резко переходя от полного отчаянья к гневу, почти прокричал в лицо греку Козорезов.
Тот выдержал вспышку автора совершенно спокойно, только головой покачал с нескрываемым разочарованием.
– Дело даже скорее в том, что ты видишь, но в теперешнем своём состоянии не можешь проанализировать, – он изо всех сил старался говорить помягче, как доктор с возбуждённым пациентом, – Ну, подумай, как следует, чем ты сегодня отличаешься от всех прочих писателей, лишившихся своих сюжетов?
– Чем? Тем, что и раньше был неудачником?
– Тем, что, в отличие от остальных, ты способен их видеть, дубина! – Муз выразительно постучал себя кулаком по лбу. – А раз ты видишь беглецов, то значит, можешь за ними последовать и выяснить, куда их всех разом понесло!
Глава 3. Без женщины никуда.
– Но, ведь, и ты можешь. Ты же тоже их видишь, – возразил Валерий. – Сам говорил, как пробирался сквозь толпы беглецов идя ко мне.
Дело в том, что Козорезов, как и многие люди творческие, от рождения был лентяем во всём, что требовало каких-либо физических усилий. Его рабочим местом являлся диван, а средством производства – не самый новый ноутбук. А вот куда-то идти, возможно, даже с опасностью для здоровья, что-то искать – это ему было не по нраву. В молодости он никогда не ходил с друзьями в походы, не понимая удовольствия два часа ехать электричкой, затем пол дня шастать по полям-лесам, чтобы в итоге вечером, поставив на полянке палатки, элементарно напиться у костра под звуки расстроенной гитары. Выпить можно и дома, если без костра, или в овраге через дорогу, если так нужен костёр. И главное, утром с больной похмельной головой не надо проделывать столь длинный обратный путь домой. Достаточно просто войти в комнату и рухнуть на кровать.
Разумеется, Муз всё это знал. Он и сам удивлялся, по какой такой злой иронии судьбы именно его непутёвому автору досталась уникальная способность видеть и воспринимать идеальное, как объект материального мира. Однако пути зевсовы неисповедимы. Этот дар достался
