делать, просто пил каждый день, стараясь заглушить водкой ту бескрайнюю тоску, которая поселилась у него внутри, на месте той ямы, в которой до этого, видимо, обитала душа. Он пил каждый раз, когда вспоминал, что Веры у него больше нет. В день выходило бутылки две.
С работы его уволили довольно быстро, месяца через три вроде. Точно он не помнил. Дни тогда вообще слились в какую-то сплошную серую массу, в которой он пил, ел, спал, мычал от боли и думал, что Веры больше нет. Из той пропасти, на дно которой он так стремительно катился, его вытащила мама. Что и говорить, мама у него всегда была женщиной решительной. Из однокомнатной квартирки, где все дышало памятью о Вере и которая всего за полгода пропиталась омерзительным духом запустения, присущим всем квартирам алкоголиков, он переехал жить к маме за город.
У Лаврова вообще были уникальные родители. Его отец много лет проработал на кафедре ботаники. Профессор, разбиравшийся в тычинках и пестиках, все свободное время он проводил на охоте и умер от обширного инфаркта, настигшего его в лесу. А мама, окончившая когда-то факультет прикладной математики, всю жизнь проработала специалистом по вычислительным машинам, а оставшись вдовой в пятьдесят пять лет, скоропостижно вышла на пенсию и открыла собственную фирму по организации и проведению праздников.
Было это десять лет назад. Лавров тогда был уверен, что из материной затеи ничего не выйдет, но фирма набирала обороты: заказы прибывали, от свадеб и юбилеев мать быстро перешла на уровень корпоративов для крупных и очень крупных фирм. Мамуля продала городскую квартиру, купила коттедж в престижном поселке в двадцати километрах от города, переоборудовала там все по своему вкусу, развела множество цветов, которые по ее хитроумному замыслу цвели с апреля по октябрь, сменяясь одни другими (не зря же она тридцать лет прожила с дипломированным ботаником), сдала на права и теперь лихо водила «Тойоту Рав 4», колеся между поселком и городом. Мамой Лавров восхищался и стыдился того, что он у нее такой безуспешный. Старшим сыном – умницей и банкиром – мама по праву могла гордиться, а вот младший, мало того что дорос лишь до звания капитана, так еще оказался слабаком и неудачником.
Спиться мама ему не дала. Из глубокой депрессии вытащила. Вот только возвращаться на службу и каждый день видеть коллег, на глазах которых он так стремительно превратился в кисель только от того, что его бросила жена, ему не хотелось. Деньги ему были не нужны. Веру теперь содержал ее альфа-самец, сам Лавров жил у мамы на полном обеспечении, одних джинсов и свитера, купленных в секонд-хенде, ему вполне хватало на сезон, и работать нужно было лишь для того, чтобы хоть чем-то себя занять.
Лавров и занял, устроившись охранником в том же коттеджном поселке, в котором жила мама. На въезде стоял отдельный домик для охраны, на пульт которого были выведены сигнализации в домах. Дежурили тут попарно, сутки через двое, а Лавров, который жил здесь же, охотно подменял своих коллег и отпускал напарников, спешивших освободиться
