реформирования, – революция, террор, реформы сельского хозяйства и форсированной индустриализации, – похожи на насилие над слабым человеческим плодом в лоне матери. Попытка сразу и вдруг получить зрелый жизнеспособный организм даёт в любом случае мертворожденный результат. Это дало себя знать в голодоморе 1930–33 годов.
«Оживлял» такое положение только террор.
В 1926 году политические обвинительные приговоры были вынесены более чем полумиллиону человек. В 1927 году – 709 тысячам. В 1928 году – 909 тысячам. В 1929 году было уже 1 179 тысяч осуждённых. Историки М. Геллер и А. Некрич определили, что на май месяц 1933 года в заключении по политическим обвинениям находилось около 2-х миллионов человек. Власть чувствовала себя при этом достаточно уверенно, а частное недовольство ею, а также возникающие кампании оппозиции даже ободряли правящих, поскольку доказывали необходимость усиления государственного насилия.
Академик И. Павлов, лауреат Нобелевской премии, в 1930 году писал в Совнарком: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю целей их, но не подлежит сомнению, что в подавляющем числе случаев для арестов нет ни малейших оснований, то есть виновности в действительности. А жизненные последствия факта повального арестовывания совершенно очевидны. Жизнь каждого делается вполне случайной, нисколько не рассчитываемой. С этим неизбежно исчезает жизненная энергия и интерес к жизни. В видах ли это для нормального государства? Отсюда так называемое вредительство. Это, главным образом, если не исключительно, не сознательное противодействие нежелательному режиму, а последствие упадка энергии и интереса».
Ответа он не получил и потому в 1934 году заключил: «Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. Это не осуществление бесспорной насквозь жизненной правды. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства… Мы жили и живём под неослабевающим режимом террора и насилия. Я всё больше вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий, где государство – всё, человек – ничто. Такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие днепрострои и волховстрои» (журн. «Источник», № 1, 1995 г.).
Павлов упустил, а, возможно, не знал, что среди жертв в этот период были восставшие против политики Сталина разрозненные части Красной армии. Можно утверждать, что попыток мятежа в 30-х годах были десятки и состояли в них тысячи людей. В основном восставали сельские жители на местах и солдаты армейских подразделений, получающие письма из дома. Они были за удаление большевиков от власти, и даже провозглашали лозунги, призывающие к возвращению царя. Таковы были признаки политического отрезвления масс.
К сожалению, возникали они в разное время, а не одновременно, и без связи друг с другом. Потому теряли своё значение. У возмущённых
