сынов, батраков и возы, да и тронулись с божьею помощью.
Хоть Тихон и не говорил никому, куда и зачем он едет, хоть ему кое-кто снова смеялись и упрекали – один скажет:
– Собрался наш Брус на Дон за рыбою, вместо весны, посреди лета: лишатся и волов и всего, сам с кнутиком воротится, потому что в самую голодную сторону поехал.
Другой скажет:
– Тихон видит, что беда, да и бросил жену с дочками, а сам пошел на слободу.
Иной еще что приложит, так что совсем человека осмеяли; однако были и такие, что догадались, что это Тихон задумал и куда и зачем поехал.
– Видишь, – говорят, – что он выдумал! Вот это так; теперь заработает копейку! А ну же, примемся и мы за то же.
Вот те-то люди, что подговаривали Тихона хлебом торговать, так они-то так советовались. Вот и сложились суммою, собрались и поехали. Да, когда б же то искали, где хлеб дешевле; а то в первом месте, где случилось, лишь бы скорее, там и набрали, не рассуждая о цене, да даже по пятнадцать (рублей за четверть) заплатили и привезли домой, а тут уже и беда пришла!.. Уже у кого что было, поели, а нового – даст бог! Негде деваться; надо покупать. Вот они и установили цену: семнадцать (рублей за четверть)! Видите, захотели вдруг барыш слупить и разом разбогатеть.
Так тут им как раз Тихон с фурами и нагрянул. Он ходил не на Дон и не в Черноморию, и никуда на слободу, а пошел в Россию, прямехонько в Ку рскую губернию, где уже он хорошо прослышал, что Бог благословил хлебом и на все хорошим урожаем и что, хотя и там цена поднимается, да еще-таки можно, умеючи, захватить дешевле против людей. Вот там-то Тихон кидался сюда-туда. Ездит, разведывает, расспрашивает и напал на доброго человечка, что ему уступил хлеба по двенадцать на всю сумму; «у него деньжонок было порядочное число – тысячи, так что может, три; да еще с таким договором, что, когда потребуется еще столько хлеба, то обещался, против цены, взять еще двумя ниже».
Вот это же Тихон, что на свои возы наклал, а что нанял к себе фурщиков, да и доставил все домой. Что у себя, а что у людей нанял амбары (тогда везде был простор), ссыпал и муку и зерном, что привез, да и стал прислушиваться, что и как у них в селе поводится.
Услышавши, что те люди, что прежде его понавезли хлеба, установили цену по семнадцати, он собрал других, да и говорит:
– Недоброе это дело! еще только люди начали бедствовать, так тут с них и тянут! Нет, не проходится. Когда еще заблаговременно, да вытянешь у человека последнее, то что ему придется делать к весне, как хлеб еще дороже будет, а достатку ни у кого не станет: да и великий же грех у человека при нужде последнее тянуть. Погонимся за барышом, а сколько крови братней напьемся, потому что всяк из нас, видевши, как жена, дети, будут приставать да хлеба просить, так тут не только все имение, а именно кровь свою, душу отдашь, чтоб только они не бедствовали от голода. Надо думать, как лучше. У меня хлебца своего есть там что-нибудь; берите, люди добрые!..
– А как у тебя, дядюшка, цена будет? – спрашивали у него.
