Франног быстро-быстро заморгал.
Я почувствовал нечто отдаленно похожее на жалость. Встал и положил руку на плечо мудреца:
– Ладно. Если что – я сам позабочусь о ней. Зашью в парусину и… Если на «Выстреле», конечно, остались целые паруса.
Франног всхлипнул, а потом зарыдал, тихо, по-стариковски.
– Она же… выросла… у меня… на глазах! – сквозь слезы простонал он. – Я ведь ее м-маленькой нянчил!
Я скрипнул зубами. Начинается! Сейчас пойдут воспоминания о мокрых пеленках, о первом зубе, о том, каким смышленым было дитя в неполный год. Старый нытик! Ведь можно пережить все по-мужски, без рыданий, молча.
– Я помню, как вывешивал постиранные пеленки… Как она плакала, когда у нее начали резаться зубки! Все это было на моих глазах! А какой умной…
– Уреш… Успокойтесь! Нельзя так убиваться!
– На моих… глазах…
– На ваших, на ваших! Нет в мире справедливости, это всем известно.
– П-почему не я… Вместо нее – я…
– Ага! Нужны вы пиратам! Вы что, восемнадцатилетняя девица?
– Н-не ерничай, с-сын мой! – Глаза Франнога блеснули. – Как ты можешь в такую минуту!
– Ладно, виноват, – я притворно вздохнул. – Но и вы больше не ревите белугой. Нету сил вас слушать!
Франног шумно высморкался в рукав.
– Я постараюсь.
– И вот еще что… Прежде чем я войду в ее покои, давайте-ка раздобудем огонь. И сменим одежду.
– Да-да, – согласился Франног. – Мой халат – он совсем мокрый.
Я ухмыльнулся:
– А у меня мокрые штаны.
Глава шестая (зомбибомбная)
Грануаль никак не уймется[8]
Камбуз располагался на корме, рядом с каютой Заррага. Там нашлись и трут, и кресало с огнивом, не тронутые пиратами. Нашлись и несколько свечей, и даже один целый свечной фонарь. Я зажег свечи (работать кресалом – нехитрая премудрость) и растопил печурку. Увы, готовить на ней было нечего – меркхары вымели все съестное.
Пол камбуза украшали объедки, огрызки, черепки битой посуды и чья-то отрубленная голова с высунутым языком. К счастью, пираты не покусились на веник, и я быстро смел мусор в угол (я не гордый, черной работой не гнушаюсь), голову выбросил в окно (не узнал парня), затем окинул взглядом сломанные полки и сказал непечатное.
– Даже ножку у табурета отломали! – пожаловался Франног, пристраивая свой халат около печурки на гвоздиках. – Не люди, сволочи!
– Подонки однозначно, – буркнул я. – Садитесь на рундук.
По разделочному столу разлилось что-то липкое и красное; я попробовал на язык – это оказалось малиновое варенье. В луже варенья лежал жеванный рыбий хвост.
Сдерживая дыхание, я посветил в бочку с пресной водой. Ее осталось меньше половины, а на поверхности, как дерьмо в проруби, болтались разнообразные
В данной главе присутствуют сцены, способные травмировать психику. Если вы – беременный подросток, разумная обезьяна или садовод-любитель, у которого нелады с тлей – не читайте эту главу.
