в Сущевскую часть. Куды ж еще, не в Кремль же!
– Понятно, – сказал Скопин. – Мирон, шинель подай и фуражку.
– Так вот они. – Бывший денщик уже протягивал форменное кепи и перекинутую через руку черную шинель с латунными судейскими пуговицами. – Может, повязку сменить, а? Прикипит ведь, потом с водой отдирать придется.
Скопин, не отвечая казаку, сел на крепкий дубовый табурет и вынул из кармана маленькую чёрную трубочку.
– Так кто тебя послал? – спросил он у вестового.
– Архипов. Захар Борисович. Он у нас всего-то месяца три. Из Петербурга.
– Питерский? – спросил Скопин.
– Нет, наш, московский. Из молодых, да ранних. Обучался в столице. Очень прыткий.
– Захар Архипов? Не знаю такого.
– Я же говорю – недавно к нам устроился, – ответил унтер.
– А ты, Прибылов, как? Со мной пойдешь или вернешься?
– Я, вашбродь, домой пойду. Моя смена закончилась. Если целковым одарите, так по дороге ещё и свечку за вас поставлю Николе-угоднику.
– В кабаке, что ли? – спросил Скопин, набивая трубку табаком из бисерного кисета.
– Уж где придётся, – кивнул унтер.
Скопин быстро шагал по темной спящей улице – Сущевская часть была недалеко, за баней. Газовые фонари горели тускло, в сыром воздухе висел плотный запах дров и угля. Время от времени взлаивали сторожевые собаки, но так, для порядка. Иван Федорович старался держаться досок, проложенных по краям улицы, чтобы не увязать в осенней грязи мостовой, но время от времени сбивался и, чертыхаясь, тер подошву о край доски, счищая комья земли. На краю площади, около Екатерининского института для благородных девиц, стояла полосатая будка. Из крыши будки торчала чугунная труба, обложенная кирпичом. Дымок от трубы поднимался вверх – значит, будочник не спал еще.
Скопин перешел площадь по краю и оказался на Селезнёвке. Тут тоже спали, было тихо, но фонари стояли чаще и светили ярче. Наконец, миновав баню, Скопин увидел каланчу Сущевской части и по подъездной дороге подошел к крыльцу.
Дверь была не заперта. Иван Федорович толкнул ее и чуть не столкнулся нос к носу с молодым человеком невысокого роста в темно-серой сюртучной тройке, но с офицерской выправкой, со светлыми волосами и усами щеточкой.
– Доброй ночи, – сказал Скопин, посторонившись, чтобы дать этому человеку выйти.
Но тот остановился в дверях, держа в руках потертый цилиндр.
– Вы Скопин? – спросил молодой человек.
– Так точно.
– Это я вас вызвал. Разрешите представиться: Архипов Захар Борисович. Следственный пристав. Прошу.
Он сделал шаг назад, впуская Скопина.
– Здесь жарковато, – сказал Иван Федорович, снимая фуражку и расстегивая шинель.
– Вероятно, – пожал плечами Архипов. – Я не замечаю.
Может быть, он действительно не замечал, насколько жарко натоплено в помещении, но вот самого Ивана Федоровича сумел рассмотреть быстро и подробно – как учили в Петербурге.
