не разговаривали с тех пор, как Курт переселился в Инсбрук, Ханнесу было известно, что сын свое дело знает. Он работал в Спасательной службе, и, хоть это и не так, мы, спасатели, себя считаем кем-то вроде элиты гор. Во всяком случае, мы не чета многим, умеем видеть, а значит, предвидеть опасность.
– Но потом непогода усилилась, превратилась в самозарождающуюся грозу, и Ханнес забеспокоился…
– Не сразу, – возразил Вернер. – Такие грозы недолго длятся. Они устрашают, что правда, то правда, но длятся максимум три часа. Все под контролем. Но эта гроза не ослабевала, наоборот, с каждой минутой набирала силу.
– И тогда Ханнес забил тревогу.
И снова я ошибался.
– Nix. Ханнес вышел из дома и направился в казарму Лесного корпуса: хотел переговорить с Максом. Электричество вырубилось, телефон не работал, но в штабе Лесного корпуса был коротковолновой радиопередатчик для чрезвычайных случаев. Ханнес хотел связаться с Гражданской обороной в Больцано, выяснить, есть ли основания для беспокойства. Макса на месте не было, и Ханнес пошел к парню домой, но и там не нашел его. В тот вечер справляли день рождения девушки, которая потом стала его женой, – Верены. Ханнес вломился на праздник, словно ворон, предвестник беды. Извинился за вторжение и объяснил Максу, что ему нужен коротковолновой радиопередатчик. Они вернулись в казарму и попытались связаться с Больцано.
– Попытались?
– Слишком много молний. Было столько помех, как если бы ты сунул голову в стиральную машину. Никогда ничего подобного не случалось. Они испугались. И только тогда решили организовать спасательную экспедицию. По дороге зашли за Гюнтером и все вместе явились ко мне. А я уж и снаряжение приготовил, будто ждал их. – Вернер покачал головой. – Предчувствие? Сам не знаю. Просто не знаю.
– Было около полуночи, – продолжил он чуть менее уверенно, – когда мы отправились в путь на «кампаньоле» Спасательной службы. Выехали из деревни, но были вынуждены два раза останавливаться. В первый раз – чтобы сдвинуть дерево, поваленное бурей; во второй – потому что дорогу размыло, нам пришлось прицепить джип к скале и таким образом попытаться протащить его через яму.
– Положение было настолько скверным?
– Хуже некуда.
Вернер встал, достал из ящика стола карту.
– Вот здесь заканчивалась грунтовая дорога, которая вела к Блеттербаху, – Вернер передвинул палец назад на несколько сантиметров, – а нам удалось добраться только до этого места.
Я подсчитал.
– Оставалось три километра?
– Четыре. Дальше – сплошная топь. Мы знали, что в таких условиях лучше развернуться, отъехать в безопасное место и подождать, пока гроза поутихнет.
– Но речь шла о сыне товарища.
– Стало быть, никаких разговоров. Мы пустились в путь. Камни падали отовсюду, я слышал, как они свистят. Дорога превратилась в поток грязи, каждый шаг грозил вывихом или переломом. Не говоря уже о завалах из деревьев и камней.
Его
