здоровье и к школе доставить домой совершенно готового к десятилетнему рабству обучения ребёнка.
В Киеве, уезжающей от папы, как в изгнание, рыдающей Солохе неожиданно понравилось. Там был двор по величине своей равный почти всему поселку. А сколько ещё таких дворов было по всему району? Не счесть! Там была красавица Томуся, в которую она влюбилась раз и навсегда.
Но бабушка быстро и мягко ограничивала Солохины возможности. Большее время она проводила не в босяцком дворе (босяцким его называла бабушка), а в семьях интеллигентной родни с приличными и воспитанными детьми.
Детей этих Солоха, конечно, портила, развращая такими словечками, которые не знавали даже родители этих детей. Но родня терпела, скрепя сердце. Надо сказать, что терпела не зря. С Солохой было весело и празднично, она, видимо, в наследство от папы, несла этот праздник жизни в себе. Совершенно рафинированные интеллигентные еврейские детки оживали и проявляли под чутким Солохиным руководством неожиданные таланты.
– Лёва, вылитый Лёва! – причитала её тётка, двоюродная сестра папы.
В бабушкиной квартире, на Искровской, тоже находилось много дел для неуёмной девочки. Она устраивала концерты, гремела детской посудой, переворачивала на паркет чернильницы, короче, жизнь шла полным ходом.
Только тоска по папе не отпускала ни на минуту, даже в самые весёлые и победоносные шествия по Киеву. Папа снился, к Новому году тоска уже сдавливала горло удавкой. Как же без неё? Как же ёлка?
Их ёлка была самой высокой в городке, детворы и взрослых набивалось в их дом столько, что потом все удивлялись: как хватило места?
Папа придумывал весёлые шарады, дети выступали, всем вручали очень серьёзные подарки, никто никого не загонял спать, можно было кувыркаться в сугробах, изредка забегая укусить что-нибудь вкусненькое. И вот – она здесь, а папа, мама и Димка с Варелкой там, в самой гуще праздника!
Вечером третьей декады декабря тихие киевские вечерние посиделки пронзил чёткий звонок в дверь.
– Папа! – вскрикнула Солоха – и помчалась в коридор. За ней бабушка, соседка Феня, её муж Жора, все гуртом кинулись к дверям, почему-то моментально поверив этой сумасшедшей девчонке.
На пороге стоял улыбающийся красивый до невозможности Лев Давидович, руки его были заняты двумя внушительными чемоданами, а на шее ярким разноцветным галстуком болталась обезумевшая от счастья Солоха.
– Лёва, Лёвочка, Вэйзмир! – причитала бабушка. – Что случилось? Почему ты приехал?
– Я приехал забрать вас на Новый год в Таллинн! – весело сообщил Лёва. – Семья должна встречать такой праздник в полном составе, а о каком может быть речь составе без Солохи?
Когда уже почти описавшуюся Солоху оттащили от папы, начались разговоры, чаепитие и питие на кухне, только тогда сосед Жора вдруг заметил какими глазами смотрела на Льва Давидовича его Фенечка, да и дочь Тата глаз с него не спускала.
Молодой
