ошибся, отправившись в странствия. Где бы я ни находился, моя тоска все равно оставалась бы со мной. Вернись я в Лондон, она преследовала бы меня еще сильнее, поскольку мои друзья смотрели бы на меня сочувственно – как на человека, понесшего тяжелую утрату, – ожидая, что через пару недель я стану прежним. Здесь же я мог находиться в обществе незнакомых людей, а поскольку долго не задерживался на одном месте, то у них не было возможности узнать, каков я на самом деле. Довольно просто притворяться совершенно иным человеком с теми, кто ничего не знает о твоем прошлом… Вдали от дома я по меньшей мере успешно изображал полное спокойствие.
Местные жители всегда советуют гостю посетить их любимые места, и мои хозяева в Метони все уши прожужжали мне о Нафплионе. «Это самый красивый город в Греции. И самый романтический», – говорили мне они.
Я выдавил улыбку, когда мне показали его на карте.
Тем не менее заявляю: возможно, в Греции есть город красивее Нафплиона, но пленительнее места я не знаю. Его платия – самая величественная из площадей, какие я видел. Представь себе громадный танцевальный зал, открывающийся небесам. Ровная мраморная плитка сверкает чистотой, а прекрасные здания с четырех сторон защищают тебя от малейшего ветерка даже по вечерам. Стены этого «зала» являют собой летопись греческой истории: бывшая мечеть шестнадцатого века, венецианский арсенал, изящные неоклассические постройки и немного вполне приемлемой архитектуры двадцатого столетия. Нафплион был построен у моря в глубокой древности. Это первая столица современной Греции с 1829 по 1834 год, и, находясь здесь, чувствуешь значение этого города.
Я провел там много часов, наблюдая за течением жизни.
С благодарностью вспоминаю одну из моих вечерних встреч в Нафплионе, правда пара, что беседовала со мной, не могла удержаться от высказываний по поводу моего одиночества.
– Ваша жена… Разве она не с вами? – спросила женщина.
В этом вопросе содержалось немало предположений, но я не дал себе труда что-либо комментировать. К счастью, вмешался ее муж, почувствовав, что жена вторгается на чужую территорию.
– После дела Адамакоса, – сказал он, – люди подозрительно относятся к мужчинам, которые рассиживают вот так, в одиночку.
– Дело Адамакоса? – переспросил я.
– Не думаю, что про него писали английские газеты, – заметил он.
Грек, конечно, был прав. Если в английских газетах и пишут о Греции, то в основном об экономике или (в последнее время) о проблеме беженцев. Больше журналисты ничего не замечают.
– Так вот, был такой человек, который все сидел здесь один, – сказал он.
– Двадцать пять лет сидел! – уточнила его жена.
– Тут эта история наделала немало шума…
– Он не любил людей? – предположил я.
– Ну, определенно были те, кто ему не нравился, – загадочно ответила жена.
– Он
