и с разной подготовкой. Боевому сколачиванию частей и подразделений придавалось особое значение. Но не всегда дело шло гладко, многое еще надо было сделать.
Припоминается такой случай. Один из полков 38-й стрелковой дивизии, дислоцировавшийся в Ростове, после напряженного тактического учения в середине дня возвращался в город пешим порядком. Жара и духота отбирали у людей последние силы. Бойцы и оружие покрылись слоем едкой пыли, заполнявшей воздух и долго не оседавшей. Гимнастерки пропитались солью от обильного пота и торчали, как жестяные. Вместе с командиром полка полковником Ф.И. Грызловым мы ехали верхом на лошадях, наблюдая за маршем. Наше внимание привлекло грубое нарушение воинской дисциплины и порядка. Одна из батальонных колонн, проходя мимо стоявшего у дороги, по-видимому испорченного и оставленного в поле комбайна, нарушив строй, смешалась и бросилась к нему. Солдаты, отталкивая друг друга, хватали пригоршнями и с жадностью пили застоявшуюся в комбайне протухшую дождевую воду. Командир полка, смущаясь меня, как представителя высшего штаба, попытался навести порядок и построить людей. Это ему не удалось, ни строгие команды, ни окрики никакого воздействия не возымели. Рядовые и младшие командиры, да и некоторые командиры взводов, призванные из запаса, явно уклоняясь от выполнения команды построиться, беспорядочно побрели полем по направлению к городу, стремясь самостоятельно, без строя, добраться до военного городка.
На мои замечания о том, что личный состав полка не натренирован переносить физические тяготы и трудности, вызванные усталостью и жарой, и что наблюдаемое явление недопустимо, полковник Грызлов стал оправдываться тем, что люди недавно призваны из запаса и еще не усвоили требований военной службы. Кадровые красноармейцы такого себе не позволят, утверждал он, хотя среди нарушителей порядка были и кадровые солдаты, и младшие командиры.
В штабе я доложил об этом неприятном эпизоде командующему, принимавшему доклады от каждого посредника. Генерал принял мой доклад близко к сердцу и назначил расследование. Крутой характером и бывалый военачальник посчитал случившееся плохим сигналом, говорящим о том, что командиры легко теряют управление подчиненными, усмотрел прямое коллективное неповиновение, что недопустимо. Указанный случай, как явление крайне отрицательное, командующий неоднократно упоминал на разборах учений и проверок.
Как-то вызвал меня полковник Воробьев и поручил разработать план проведения армейского учения на тему «Марш-маневр общевойсковой армии на большое расстояние».
– Вы только что окончили академию, вам и карты в руки, – с улыбкой заметил он, не разъясняя подробно смысла задания.
Ушел я в растерянности. Как составить разработку такого учения, я толком не знал, но признаться не решился. С досадой вспомнилось, что подобной задачи в академии мы не решали. «Учили тому, что нужно на войне, – передразнил я выступавшего в Кремле генерала Смирнова, – прав был товарищ Сталин, упрекнувший
