схватился за салфетку, в его глазах опять запрыгали весёлые огоньки, вспомнил пекарского подмастерья с корзиной булочек на голове, свистящего «Non piu andrai». Он и не предполагал, что звучание собственной мелодии может так обрадовать его сердце. Моцарт посмотрел на сверкающую люстру над головой. В мыслях он был где-то не здесь.
– 2 —
Старая дама, сидящая напротив, обратилась к нему:
«Я бы никогда не сказала, что вы после утомительной зимней дороги, Моцарт, когда я смотрю на вас, вы просто сияете, как…", она замешкалась, подбирая подходящее выражение. Моцарт с плутовским поклоном за неё докончил: «Как пекарский подмастерье».
Все уплетающие головы оторвались от еды и повернулись к Моцарту, что за «пекарский подмастерье»? Моцарт продолжал, как ни в чём ни бывало:
«Вас удивляет, какое может быть сходство между мной и пекарским подмастерьем? Очень большое. Я убедился в этом не далее как сегодня, когда стоял перед воротами Праги».
Старая дама недоверчиво покачала головой и поднесла к прищуренным глазам лорнет:
«Вы говорите загадками, маэстро, Не были бы вы так любезны, объяснить поточнее, какая связь между вами и…pardon, если я хорошо слышала, и пекарским подмастерьем?»
Моцарт:
«С удовольствием. И начать я должен от Адама, от того, как мы выехали из Вены, и как меня встретила Прага. Из Вены нам в спину дул морозный ветер. Это дул со сладкой усмешкой всемогущий господин Сальери, который хотя и пожелал мне счастливого пути, однако, змеиный изгиб тонких губ выдавал его мысли, и были они прямо противоположны.
Дело в том, что «Фигаро» исчез со сцены придворной оперы. Никто не понимал – как. Никто не хотел об этом ничего знать, только лишь пожимали плечами. И тут и там я выяснял, и оказалось, это итальянские певцы жаловались, да так необыкновенно громко, что дошло до императора. Будто их партии так трудны, что им кажется, они слишком напрягают голоса.
Вот так «Фигаро» был незаметно задвинут в архив, а на его место выступила снова победоносная, везде успешная итальянская опера. Всю дорогу из Вены до Праги меня мучил вопрос, как «Фигаро» на самом деле был принят у вас, ибо кое-кто мне говорил, что весь город полюбил его, но, знаете, ведь комплименты часто преувеличивают, а я как тот Фома неверный, должен сам убедиться.
Когда же почтальон начал трубить о приезде в Прагу, и наш экипаж остановился перед воротами, я выкатился из него замёрзшим бубликом. Любуюсь белыми башнями, выступающими над воротами, как в зимней сказке. Достаю паспорт, прохожу досмотр таможенника, он меня оглядел, изучил подпись, насквозь пронзил взглядом. Ладно, пожалуйста, пронзил, так пронзил.
Но тут со стены, мрачной и хмурой, вылетела внезапно прекрасная каденция кларнета, знаете, как будто солнышко выглянуло на сером небе над нами. Тот яркий радостный звук перенёс меня мгновенно в Мангейм. Так играют именно мангеймцы. А таможенник
