старинное чешское стекло, заиграло в нём вино, и настал момент тишины, похожий на тот, когда трубачи подносят к устам инструменты.
Все присутствующие смотрели на Моцарта, как на главнокомандующего. Старый граф, чешский Тун, поставил бокал и с лёгким поклоном обратился к Моцарту:
«Маэстро, жду вас на домашний концерт моей капеллы, которая сегодня удостоилась чести впервые играть перед вами».
Вельможный пан граф Ян Йозеф Тун поднялся, а за ним все присутствующие. Чешский Тун подал руку Констанции Моцарт, маэстро Моцарт пани графине Туновой, так и вошли в большой салон, где уже стояла в полной готовности вся капелла в красных ливреях и белых париках.
Заиграли торжественные фанфары, загремели барабаны. Фанфары звучали до тех пор, пока всё общество не расселось по местам. Капельмейстер дирижировал так энергично, что смычком почти доставал люстру, когда же музыка смолкла, он глубоко поклонился и ожидал в покорном поклоне знака его милости, что концерт можно начинать.
Внезапно Моцарт обратился к Туну:
«Да ведь это скрипач Клацкель, по-прозванию Патан. Он играл в придворном театре, а также часто солировал перед императором Йозефом!»
Тун с удовлетворением подтвердил:
«Да, это Штепан Клацкель. Как только он вернулся из концертного турне по Германии и Парижу, я назначил его руководителем моей капеллы», – сделал знак ожидающему Клацкелю начинать, и тот проворно сел за первый пульт.
Огонь от двух больших каминов озарял капеллу. Музыканты, натянутые как струны на их инструментах, следили за концертмейстером. Его смычок с торжественной сосредоточенностью властно на piano взял первый звук. И одновременно с Клацкелем все музыканты заиграли прелестное LARGO. Все как один, одинаково напряжённо, в едином ритме, как будто слились в величественной реке, и её могучее течение направляется вдаль, провожаемое шумящими деревьями.
Это не была обычная застольная музыка. В этом LARGO инструменты придворной капеллы пели свой гимн любви к музыке, свою исповедь так называемого маленького человека, который может говорить так красиво, слушая голос своего сердца.
Моцарт смотрел, слушал и вспоминал Мысливечка, Ваньхала, Бенду, Фиалу, Гейна и всех чешских музыкантов, с которыми познакомился в своих поездках по Европе. Везде они были первыми солистами, а здешние придворные музыканты были их братьями. Моцарт впервые попал в самое сердце Чешской музыки, о которой шла молва как о консерватории Европы. Такой радости от чистоты исполнительского мастерства он давно не чувствовал.
После LARGO прозвучал прелестный менуэт и весёлые быстрые танцы, развеселившие всё общество, попивающее кофе, и диво дивное, переговаривались они шёпотом, знали, что Моцарт не любит, когда во время музыки слушатели отвлекаются. В перерыве выскочил Моцарт, как мальчишка, и прямо к капельнику Клацкелю.
Пожимает
