посольства Юра, а я с трудом нашёл в глубинах моих карманов среди блокнотов и блокнотиков мой красный советский паспорт, после всех треволнений на таможне, где вещи наши не проверяли, а на чемоданах спокойно ставили крестики мелом, после погрузки в автобус и проезду по весьма пустынной местности меня с вещами Юра выгружает возле каких-то ворот здания, окружённого каменной стеной.
– Подожди немного здесь, – говорит он, – кто-нибудь приедет и тебя заберут.
С остальными людьми он уезжает, а я остаюсь у закрытых ворот, не имея ни малейшего представления о том, кто, когда и куда меня заберёт. Вижу за стеной высокие тенистые деревья. Сам стою на совершенно пустой улочке, оглядываясь по сторонам. Наконец, подъезжает легковая машина иностранной марки, из окна выглядывает водитель, спрашивает, что я тут делаю.
Объясняю, что прилетел из Москвы и жду, кто меня заберёт. Человек возмущённо сообщает мне, что сюда может никто и не приедет за мной, поскольку сегодня выходной, а мне надо не в торгпредство, которое здесь находится, а в посольство, что расположено на параллельной улице. Человек за рулём, определённо не просто водитель, а кто-то из начальства, потому ругает бросившего меня переводчика, усаживает меня с вещами в свою машину и через минуту я попадаю в наше посольство, знакомлюсь со всеми, кто нас встречает. Озадачиваю всех вопросом, как мне попасть к послу. Не понимаю, почему это всех удивляет, когда говорю, что меня просили в Москве передать письмо лично послу. Удивляется и вышедший из кабинета торгпред, высокий полный мужчина с беспокойно бегающими глазками и большим фигурным сосудом виски в руках. Это, наверное, мой начальник в какой-то степени, поскольку я еду на консервный завод, построенный советскими специалистами, то есть по линии ГКЭС. Аббревиатура, означающая Государственный комитет по экономическим связям, звучит внушительно.
Получаю всё же добро на вход к послу. Ростом он существенно ниже своего несколько напыщенного торгового представителя, но гораздо важнее по должности, что сразу заметно по абсолютно спокойной манере говорить, чувствуя свою значимость. В кабинете работает радиоприёмник. Вещают на английском языке. Посол здоровается со мной за руку, берёт у меня конверт, тут же вскрывает и читает письмо, делая вид или действительно прислушиваясь к тому, что доносится из большого приёмника. Я ничего не понимаю, поскольку и не в теме, и не привык схватывать налету. Опыта ещё нет.
Однако моё пребывание у высокого начальства длится всего несколько мгновений. Посол дочитал небольшую бумагу, кивнул мне головой, сказав «Спасибо» и дав напутственные пожелания успеха в работе на юге Судана, где у нас всего несколько специалистов, работающих на лесопилке и на консервном заводе, производящем сок манго.
От посла иду в бухгалтерию, получаю суданские фунты и пиастры. Впервые вижу иностранные деньги, не понимая их стоимости. Да уж как-нибудь разберусь. Между делом пишу письма и передаю их улетающему сегодня в Москву человеку. Я, разумеется, его не знаю, но он охотно берёт мою корреспонденцию, в том числе и первое моё письмо тебе, обещает сразу же по прибытии в Москву кинуть
