Союз уже свершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.
«Значит, какие-то территории уже оккупированы!» – пронеслось у Нолика в голове.
– … Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!
Дверь распахнулась настежь, и в комнату влетел белый, как бумага, отец:
– Что же будет, сынок?
– Будем драться!
Он захлестнул вокруг пояса ремень, отработанным движением заправил за него на спине складки гимнастерки:
– До свидания, папа!
Он обнял отца и поразился его худобе. Обнял впавшую в столбняк Бэллу:
– Я позвоню! – Надел фуражку и вышел.
Ноликина дивизия отправлялась на фронт первого июля из Тушина, бывшей подмосковной деревни, недавно получившей статус города. Бэлла вышла из дома засветло, добираться было не близко. Сначала на метро до «Сокола», что от её станции «Арбатская» с пересадкой было минут тридцать пять, а потом ещё минут сорок ехать на трамвае до, как быстро проговорил ей вчера по телефону Нолик, расположения его части, «она дислоцируется на аэродроме в Тушино. Так что, если хочешь повидаться, (хочешь повидаться! она только этим и жила все эти восемь дней с начала войны), то приезжай пораньше». Поезд довёз её до станции «Сокол», она вышла, и на неё дохнуло забытым, совсем не городским запахом влажной ещё с ночи травы, деревьев и навоза. Вокруг стояли довольно неказистого вида деревенские домики, обнесённые серыми заборами, из-за которых слышалось куриное квохтанье и временами коровье взмыкивание. Пасторального вида местность эту перерезали трамвайные пути. В отдалении она увидела большое скопление народа и пошла по направлению к нему, догадавшись, что там, наверное, и есть трамвайная остановка. Чем ближе Бэлла подходила к толпе, тем неувереннее она себя чувствовала. Выросшая в стране, где всё надо было брать с бою (будь то мясо в магазине или поездка в автобусе), она была не из робкого десятка, но огромная, клубившаяся на остановке толпа, состоявшая большей частью из женщин, устрашала. Подошёл трамвай. Нечего было и думать о том, чтобы залезть в него. Открылись двери, толпа пошла на абордаж. Не дождавшись конца посадки, трамвай, увешанный в открытых дверях людскими гроздьями, тронулся. Прошло нескончаемых пятнадцать минут. Показался ещё один трамвай. И опять всё повторилось, с той только разницей, что вместе со всеми в штурме трамвая теперь участвовала и Бэлла. Ей удалось вскарабкаться по ступеням и даже схватиться за железный столбик, отделяющий сидение кондуктора от двери, но втиснуться вовнутрь она не смогла. Зажатая в дверях, осыпаемая бранью кондукторши, которая из-за таких хулиганов, как Бэлла, не могла закрыть двери, она вдруг боковым зрением увидела
