продолжил:
– Какой бы версии ты ни решил придерживаться, учти, не я один буду требовать ответа. Ты не поверишь, но те репортеры всучили мне пять сотен только за то, что я к тебе вхож. Я говорил им, что все равно ничего не скажу, и это чистая правда. Но я не единственный, кто, узнав твой секрет, будет задаваться вопросом, имел ли ты право придерживать подобное только для себя самого.
– Меня об этом уже спрашивали, Джон. А насчет денег, которые тебе заплатили… Я в курсе размера пенсии. Она мала. Всем нам приходится как-то зарабатывать на жизнь.
– Приходится, – решительно кивнул Митчелл. – Со дня появления на свет и до самой смерти приходится как-то жить. И зарабатывать на эту жизнь. В последнее время это стало нелегко.
– Что-нибудь еще, Джон? – Мейкон откинулся на спинку кресла.
В его голосе отчетливо прозвучало нетерпение. Он уважал старика и считал его хорошим другом, но в глазах Джона застыла тень обиды. Тот продолжал думать о Мейбл, воображая, как бы все здорово обернулось, если бы Эйва ее вылечила.
Митчелл бросил на него короткий взгляд. Недоверие, смирение, гнев и смущение последовательно сменялись на лице старого шерифа. Он печально вздохнул.
– В город едет проповедник, – пробормотал Митчелл почти извиняющимся тоном.
– Их здесь теперь как собак нерезаных, – отмахнулся Мейкон. – Оптом уже продавать можно, этих проповедников. А заодно – журналистов. У нас тут разбили лагеря целые церковные конгрегации. Какую ни возьми, все здесь.
– Нет-нет, этот – особенный. Поважнее прочих. Если бы мне только удалось уговорить тебя с ним побеседовать… – Митчелл внезапно умолк.
– Кто таков?
– Преподобный Исайя Браун. Видел небось по телевизору?
– Вряд ли. Я проповедниками мало интересуюсь, да и телевизор, если честно, не особо смотрю с тех пор, как закончился «Сайнфелд».
– Я не из тех, кто просит об одолжениях, – продолжил Джон, не отреагировав на шутку. – И, разумеется, не собираюсь никого уговаривать…
– Ни слова больше. – Мейкон поднял руку, останавливая старика. – Обещаю подумать. Сколько хоть вам заплатят?
Наконец Джон немного успокоился и перестал дергаться.
– Сам еще не в курсе. Но, полагаю, подобная услуга стоит немало.
– Ну и отлично, – кивнул Мейкон.
– Тогда я ему сообщу. – Митчелл поднялся. – Только скажи мне, Мейкон… Нет, поклянись, что ты правда ничего не знал. Что она не могла помочь Мейбл. Если ты сейчас мне это скажешь, я поверю и нынешней ночью буду спать спокойно.
Жесткость и агрессия ушли из его глаз. Остался человек, разрывающийся между убеждением, что он сделал все, чтобы спасти свою жену, и ужасной мыслью, что мог бы сделать больше, если бы знал о чем-то заранее. Стена самоуспокоения, которую он возвел вокруг своего сердца, зашаталась. Одно лишь слово Мейкона, и она рухнет, оставив Джона наедине с ненавистью не столько к Мейкону, сколько к самому себе.
– Клянусь, –
