напьется и в санаторий. А она, как ей сердце подлечат, из больницы выходит.
– Все-то, ты знаешь, сорока старая! – дед вышел в коридор и пнул в отчаяньи хозяйские чоботы, зафутболив их в тумбочку для обуви. Глянув под ноги, милиционер вдруг заметил: на месте ботинок валялась ОНА, из рыжей клеенки, с расплывчатой надписью и тонкой оборванной нитью.
Участковый Куракин нагнулся, прочел что на НЕЙ и спешно увлек не понявшую ничего дворничиху из квартиры, заперев дверь…
В понедельник утром Егор Петрович встретился со следователем Ловчиновым. После коротких объяснений настоял на дополнительном осмотре квартиры Воропаева. Затем, прочитав протокол осмотра, участковый как бы между прочим сказал:
– Вижу по протоколу, что в ночь убийства с Воропаевым была женщина, но не жена. Та четвертый день в морге лежит.
– С чего вы это взяли? – возразил Ловчинов.
– Так мужик-то в постели голый. С какой стати вдовцу спать обнаженным перед самыми похоронами жены? Значит, в доме была любовница.
– В таком случае, проведите, Егор Петрович, – поручил следователь, вписывая строчку в план расследования, – мероприятия по розыску любовницы.
– Сергей Алексеевич, самый верный способ – доставить к вам дворничиху бабку Клаву, и допрашивайте ее по всем вопросам. Лучшего знатока образа жизни и окружения потерпевшего нам не найти. А я пока пройдусь по участку. У меня есть кое-какие соображения.
Час спустя в дверь кабинета следователя скромно постучала и появилась на пороге дворничиха баба Клава. Старушку только что оторвали от метлы, дали отдых ее мозолистым рукам.
– И чего я знаю? – затараторила она без всякого вступления, расправляя на себе потертый фартук.
– Да вы сначала присядьте, бабушка, – залюбезничал следователь. – Хотите кофейку или чаю с конфетами? Вам, я вижу, лет под восемьдесят, а все трудитесь. Тяжело, небось?
– Тяжело на скамейке сидеть и целый день пустые разговоры вести. Молодухам косточки промывать, – застреляла бабулька по углам кабинета вострыми глазенками. – Меня словно депутатшу сюда привезли на черной «Волге». Спасибо вам большое.
Поняв, что расположил к себе бабку, Ловчинов вынул ручку из пенала и приготовился записывать и задавать ей вопросы.
– Меня дед Куракин уже просветил, про Воропаева я вам сейчас все обрисую.
– Пожалуйста, сначала насчет врагов, – попросил Ловчинов.
– Он был такой тихий, невзрачный с виду мужичок, тюфяк по натуре. Интеллигентный такой, ни с кем не ругался, не дрался, вежливо поздоровается бывало и пройдет мимо. Дома он не курил, жена сердечница. Выйдет частенько на улицу, покурит, а окурок никогда не швырнет где попало, всегда спросит меня куда можно выбросить, аккуратно затушит, а после в мое ведерко кладет. Выпивал редко, печень, – указала тетя Клава на правый бок. – У его жены хронический порок сердца,
