перезвоны струн. Появился паж Осмунд с лирой. Замер, увидев скорчившуюся у стены Эмму.
– Госпожа…
Она заставила себя выпрямиться. Сказала как можно спокойнее:
– Вели приготовить носилки, Осмунд. Я отправляюсь в аббатство Святого Мартина-за-Мостом.
Носилки плавно покачивались на плечах сильных рабов. Сквозь задернутые занавески долетали звуки города: гомон голосов, плеск реки, цокот копыт. Эмма полулежала на носилках и кусала до крови губы от приступов резкой боли. Порой даже стонала и с силой сжимала руку перепуганного Осмунда. Мальчик уже догадывался, в чем дело.
– Госпожа, мы должны оповестить конунга. Вам не следовало бы сейчас уезжать.
Она только отрицательно замотала головой и так стиснула руку мальчика, что он вскрикнул.
– Нет, Осмунд, нет, – зашептала она, когда боль на минуту отпустила. – Ты доставишь меня к епископу Франкону, а затем вернешься и вызовешь Сезинанду. Но больше не смей говорить никому ни слова. Я приказываю – никому!
Она так спокойно вышла из носилок и прошла в покои Франкона, что никто ничего не заподозрил. Франкон встал от стола, где он трапезничал в компании Гунхарда, удивленно взглянул на Эмму, вытирая блестевшие жирные губы.
– Рад приветствовать вас в нашей обители…
Он еле успел подхватить ее. Все тотчас понял.
– Гунхард, проследи, чтобы никого не было на переходе в баптистерий[19]. И позови повитуху, которую мы поселили во флигеле.
Явилась недовольная Сезинанда. Она только покормила ребенка и собиралась присоединиться к пирующим, когда появился Осмунд с приказом от Эммы прибыть в аббатство Святого Мартина. Сезинанда уже знала о ссоре на пиру между супругами и то, что рассерженная Эмма покинула дворец. Женщина посчитала наказ Эммы одной из очередных прихотей своей подруги.
Однако когда ее провели в пустой баптистерий и она увидела, как Эмма, словно простая вилланка, мечется на шкурах, положенных поверх охапки сена, она переменилась в лице.
Возле Эммы хлопотала повитуха, прямо за колонной на плитах развели костер. На нем кипятилась вода. Рядом стоял еще один остывающий котел с водой. Епископ Франкон бродил вдоль бассейна под куполом базилики, бормоча молитвы. Приор Гунхард колол поленья на щепы, подбрасывал их в огонь.
У Сезинанды все похолодело внутри. Она поняла: они хотят, чтобы рождение наследника Ролло прошло втайне. Поняла она и то, чем это грозит, в случае если с Эммой или ребенком что-то произойдет. И ей вдруг ужасно захотелось вернуться во дворец, сославшись на то, что необходимо быть со своим ребенком. Но вместо этого она стала помогать повитухе раскладывать на ларчике чистое полотно.
– Воды уже отошли?
– Только что, – ответила женщина. Она казалась опытной и была немногословной. Сезинанде и в голову не приходило, что эти священники так предусмотрительны и заранее подберут повитуху.
У Эммы вновь
Баптистерий – расположенное отдельно от других церковное сооружение круглой или восьмиугольной формы. Предназначалось для обряда крещения.
