нигде видно не было.
– Наверное, беседует по душам с Шортхаусом, – с усмешкой проговорил Барфилд.
Затем он достал из пакета кусок пирога, для вида предложил угоститься Джоан и Адаму. Они, разумеется, отказались, и он с удовольствием принялся его поглощать.
В задней части сцены оживленно разговаривали молодой человек, которого Адам видел с режиссером, и Джудит Хайнс, недавняя знакомая Джоан.
– Кто этот парень? – спросил Адам.
Джоан пригляделась:
– Стажер со странным именем Борис.
– А девушку, кажется, уже удостоил своим вниманием Шортхаус. Я однажды видел ее с ним.
Джоан нахмурилась:
– Не дай бог. Она милое дитя.
– Из хора?
– Да. Занята в сцене на лугу и танцует с Давидом.
– Судя по тому, как она сейчас смотрит на этого молодого стажера, он ей нравится.
– Девушка молодая, красивая, пусть погуляет, – небрежным тоном заметил Барфилд, роняя крошки на колени. – Я ведь занят в первой сцене последнего акта, так что пойду немного перекушу.
– А я только во второй, – проговорила Джоан. – Есть время немного отдохнуть.
Ведущая за кулисы дверь приоткрылась.
– Тихо, приготовились, – неожиданно произнес Барфилд, вскидывая руку. – Вот он идет, наш Мефисто.
Шортхаус подошел к ним и сел с тяжелым вздохом. От него, как обычно, несло джином.
– Слава богу, через неделю премьера. Пикок довел меня до крайности. – В тоне Эдвина звучало столько фальши, что Адам вздрогнул. – Он до сих пор мечется, не может найти правильный подход.
– И поэтому, Эдвин, ты решил довести его до нервного срыва? – мрачно поинтересовалась Джоан.
– Боже, Джоан! – воскликнул Шортхаус. – Как тебе это могло прийти в голову? Жаль, конечно, что репетиция задерживается, но мне нужно понять свою партию. Но каждый мой вопрос вызывает у дирижера презрительную усмешку, и в ответ я слышу одни оскорбления. Ну хорошо, с этим можно примириться. Ничего не поделаешь, дирижер – человек молодой, неопытный, к тому же нервный. Но меня беспокоит спектакль. В Англии впервые после войны ставят «Мейстерзингеров». Поэтому надо постараться. – Он замолк, на несколько секунд погрузившись в мысли. – Я решил потребовать у дирекции замены Пикока.
– Ты что, с ума сошел? – не выдержал Адам. – К тому же с ним заключили контракт.
– И со мной, кстати, тоже, – язвительно заметил Шортхаус. – И если его оставят, то уйду я. И не во мне дело, нет. Я просто не желаю, чтобы какой-то дилетант коверкал Вагнера.
Мысль о том, что Шортхауса может заботить кто-то еще, кроме его самого, казалась Адаму невероятной.
– Ладно, идти в буфет уже поздно, – произнес Барфилд, разрывая обертку шоколадки.
На сцене появился золотых дел мастер Фейт Погнер, что-то бормоча себе под нос. Режиссер Резерстон давал последние
