Ева, наблюдавшая за ними со стороны, видела, как юноша в конце концов отбросил свое орудие и сел, обхватив колени и опустив голову. Мойра села рядом, они о чем-то разговаривали, потом она поднялась и пошла к Еве.
– Приготовь мыла, Ева. Хемиш согласился помыться. И надо еще как следует обработать ему голову щелочью – парень весь завшивел.
Ева была поражена: она не единожды говорила мужу, что его сын ужасно выглядит, но тот лишь отмахивался: дескать, когда придет время, Хемиш сам поймет, что с ним не так. И вот Мойре удалось за какие-то полчаса принудить злобного мальчишку к повиновению. И Ева подумала, что гостья, наверное, и впрямь фейри, которой не смеют отказать обычные смертные.
Не только Ева, но и другие женщины Мак-Ихе были удивлены, узнав, что злобный Хемиш дал свое согласие. Когда он вымылся в ручье, а позже позволил обработать голову и даже выстричь колтуны, то неожиданно оказалось, что парень довольно хорош собою. Обласканный и размякший от всеобщего расположения и похвал, Хемиш вышел к вечернему костру, и даже пожилые члены клана выразили ему свое одобрение, позволив сидеть рядом с ними.
Тем вечером Мойра рассказывала Мак-Ихе историю о рыцаре Тристане и его женщинах – Изольде Белокурой и Изольде Белорукой[14]. История любви рыцаря к прекрасной белокурой Изольде, жене короля Марка, взволновала слушателей, но они решили, что эта любовь была греховной. Тристан сам повинен в своих бедах, раз не оценил такую женщину, как его жена, нежная и преданная Изольда Белорукая. Когда же они спросили у Мойры, откуда она знает это сказание, то были удивлены, узнав, что мистрис прочитала историю в книге. О, они слышали о книгах, но считали, что разобраться в том, что там написано, могут только ученые монахи. А тут сидящая рядом с ними чужачка уверяет, что обучена этой науке. По сути колдовству, как они полагали, пусть и освященному Церковью, раз уж в обителях так почитают грамотность. Один старик даже сказал Мойре:
– Слышал я, что вы собираетесь принять постриг в женском монастыре в Элгине. Выходит, вы важная особа, мистрис Мойра, если решили посвятить себя Господу и Деве Марии. Ибо тот, кто уходит от мира ради подобного служения, достоин всяческого уважения. А вы еще такая… Не пить мне вересковой медовухи, если вы не станете в обители Элгина матушкой настоятельницей!
Мойра улыбнулась: это было бы достойно для нее, ибо настоятельница не только значимая особа, но и к тому же ни от кого не зависящая.
Но тут сидевшая неподалеку Ева расхохоталась и заявила, что вряд ли гостья решит покинуть этот мир и стать одной из невест Христовых.
Мойра холодно посмотрела на нее. А та, словно не замечая недовольства в ее взгляде, уверенно повторила, что вряд ли мистрис Мойра готова к постригу. И даже хитро подмигнула ей, как какой-то простушке.
В ту ночь Мойра плохо спала: ее постоянно будило хныканье малышки Донады, у которой резались зубки. Ева то и дело начинала петь ей колыбельную – дикую и печальную, в которой слышалось
Старинная британская легенда.
