видно доктору Дарувалле, – это ее освещенная солнцем грубоватая стопа; тонкая золотая цепочка свободно висела на ее удивительно мощной лодыжке, и широкое золотое кольцо охватывало один из крючковатых пальцев.
Возможно, миссис Догар привлекла внимание доктора тем, что напомнила ему кого-то, но он не мог вспомнить, кого именно. Какую-нибудь давнюю кинозвезду? Затем доктор, чьими пациентами были дети, решил, что, возможно, он знал новую миссис Догар еще ребенком, – причина его внимания к этой женщине была, помимо прочего, еще и в этой раздражающей неизвестности. Более того, вторая миссис Догар казалась моложе доктора Даруваллы не больше чем на шесть или семь лет; практически у них могло быть одно детство.
Дхар застал доктора врасплох, сказав:
– Если бы ты видел, Фаррух, как ты смотришь на эту женщину, думаю, ты бы смутился.
В состоянии смущения доктор имел неприятную привычку резко менять тему разговора.
– А ты! Видел бы ты себя! – сказал доктор Дарувалла Инспектору Дхару. – Ты выглядел как дурацкий инспектор полиции – то есть как действительно что-то дурацкое!
Дхара раздражало, когда доктор Дарувалла говорил на таком до абсурда неестественном английском; это был даже не тот английский, что в песнях с привкусом хинди, который также был неестествен для доктора Даруваллы. Это было хуже; это было что-то крайне фальшивое – вымученный британский отзвук того индийского английского, модуляции которого широко использовали юные выпускники колледжа, работающие консультантами продуктов питания и напитков в компании «Тадж» или продуктовыми менеджерами для «Британия Бисквитс». Дхар знал, что этот неудобоваримый акцент был голосом самосознания Фарруха – но только не здесь, не в Бомбее.
Спокойно, но на чистейшем английском Инспектор Дхар заговорил со своим возбужденным компаньоном:
– Ну так какой слух обо мне будем распускать сегодня? Может, мне обложить тебя на хинди? Или сегодня больше подходит английский как второй язык?
Сардонический тон Дхара и сами слова больно задели доктора, несмотря на то что такие манеры были торговой маркой персонажа, придуманного доктором Даруваллой и проклинаемого всем Бомбеем. Хотя тайный киносценарист так и пребывал в моральном сомнении относительно своего творения, это сомнение было неразличимо в беззаветной привязанности, которую доктор испытывал к молодому человеку. Публично или приватно, это была демонстрация любви доктора Даруваллы к Дхару.
Но язвительный характер замечаний Дхара, не говоря уже о жалящей интонации, с которой они прозвучали, ранили доктора Даруваллу; и все же он взирал на слегка поношенного красавца-актера с большой нежностью. Дхар позволил своей усмешке смягчиться до улыбки. Порывисто, что встревожило ближайшего официанта, находящегося в режиме постоянного наблюдения, – это был тот самый бедняга, в чей ежедневный круг обязанностей попала
