подбородка, что, пожалуй, даже мохнатое сердце дяди дрогнуло бы.
Ах, если духи деревьев, переживших потоп и войну, огрубевшие и приученные к лишениям, видят…
Ас тем временем придирчиво занимался предметом, извлечённым из кармашка на сердце. Солнце исчезло, сразу стало темно, и предусмотрительный костерок оказался так к месту, что сердца троих – качество неизвестно – возрадовались едино.
– Эге. Да посмотри, что у него.
Ас вертел в пальцах коробочку, старинную, некогда одетую в полиэтиленовую плёнку, ныне почти сгоревшую. Вдарив по донышку, он извлёк этим вымеренным толчком двуцветную палочку и показал её присутствующим.
– Сигарет! – Неграмотно употребляя грамматическое число, вскричал Билл.
Энкиду неожиданно заинтересовался.
– Сроду не пробовал… говорят, это страшно вредно?
Билл ревниво потянулся, но Ас отдёрнул сигарету.
– Э.
– Где взял?
Ас пробормотал, что там уже нет, следовательно, интерес Билла неоправдан логикой.
– Ну, понятно. Не один я посетил музей дяди.
Ас, поморщась на такую пошлость, покачал серыми волосами и, выглядя ужасно соблазнительно, с потупленными короткими ресницами, легко вкинул сигарету на угол рта, зажал, приподнял губами сигарету… посмотрел на них. Ах, ты. Билл не выдержал:
– Дай.
– Волшебное слово.
– Дай, сказал.
– Иди ты к чёрту, принц.
Билл полез чуть не на карачках над костром. Энкиду, тихо смеясь широким ртом, так что тень прорезала подбородок, и вдруг откровенно и счастливо захохотав, оттолкнул Билла.
– Пожалуйста. – Крикнул он.
Ас выгнул губы.
– Слыхал, как дикий разговаривает?
Он протянул Энкиду, качая во рту сигарету, пачку над струями огня. Тот бережно принял и сел, охраняя приобретение от посягательств Билла.
– Здесь половины не хватает. – Он с почтением, не иначе, рассматривал пачку.
Ас отрезал:
– Невиновен.
– Кто-то из космолетчиков великого поколения курил очень основательно. – Размышлял Энкиду. – Вот, видно, что сигарету от сигареты поджигал. Поджёг и погасил, сунул в пачку. Любил, берёг. – Он протянул пачку Биллу, который сразу отвернулся.
– Не буду я дыханье царское с ядом смешивать.
– Тебе никто и не предлагает. Верно, дикарь?
Энкиду без улыбки ровно проговорил:
– Не смей так обращаться ко мне, плебей.
Ас удовлетворённо кивнул.
– Теперь я вижу, что ты Баст. Можешь не показывать мне родинку на интимном месте.
Он нагнулся к костру и, зашмалив прутик, прикурил. Оба визави застыли и притаили дыхание, наблюдая за событием.
Ас, не сминая сигарету губами, твёрдыми и прямыми, в которых всегда было что-то значительное
