круг.
Наконец-то человек, не знающий о золотистом стафилококке и последовавшем за ним сепсисе, наконец-то можно отвлечься и не думать.
Полина стала взахлеб рассказывать о поездке в ботанический сад, о новой учительнице и о только что ощенившейся таксе соседки.
Ирина Владимировна внимательно слушала и рассказывала о своей новой работе. Она давно уже не работала в садике, а вела курсы рисования.
Полина вспомнила, как обижалась когда-то на маму, ревнуя ее к брату и отчиму. Вспомнила, как мечтала уйти домой с Ириной Владимировной, чтобы мама плакала. Она знала, что Ирина Владимировна зовет ее к себе только в шутку, но очень хотела взять и согласиться. И пусть мама сидит дома с братиком, раз она его любит больше, а Полина пойдет жить к Ирине Владимировне… Но это была только игра, поэтому Полина всегда отвечала отказом. А теперь мамы нет…
– Пойдешь ко мне жить? – вдруг спросила Ирина Владимировна.
– Нет!
Полина успела скрыться в подъезде, и Ирина Владимировна не увидела ее слёз.
***
Из всех маминых детей Полина была единственной с прочерком в графе «Отец». Ни один из отчимов не удосужился удочерить ее, поэтому после смерти матери она оказалась в детдоме. Взрослые говорили, что это всё временно, скоро найдется какой-нибудь родственник…
Родственники не находились.
Полина жила в полусне, внешне всё больше напоминая тень. Вся она стала какая-то полупрозрачная, потусторонняя. Глаза, которые Ирина Владимировна сравнивала с бриллиантами, не вызывали столь радужных ассоциаций у ее нынешнего окружения.
– Уставится в стенку, как лунатик, и сидит. А глаза страшные, русалочьи, – шепотом рассказывали друг другу детдомовские сотрудники.
Полина их слышала, но не слушала. Она вспоминала свою последнюю встречу с Ириной Владимировной и крепко держалась за нее. Ирина Владимировна заметит ее отсутствие, непременно заметит. Она же каждый день ходит с работы через парк… Заметит, забеспокоится, узнает у соседей, что Полина в детдоме, и приедет.
– Пойдешь ко мне жить? – спросит Ирина Владимировна.
И Полина наконец-то ответит:
– Да!
Маруся
***
Маруся едет.
Когда Олег в последний раз видел Марусю, она неумело обзывала его, заливаясь слезами. Маленькая лысая Маруся, похожая на обезьянку. И роскошные Марусины кудри, спутанными клочьями лежащие на полу и повисшие на стуле.
Наивная Маруська, визжавшая от одного вида расчески и за целый месяц ни разу не причесавшаяся, позволила обкорнать себя и не возмутилась даже тогда, когда Олег решил выровнять неумело выстриженные остатки волос бритвой. Всё испортило зеркало. Оно висело слишком высоко для сидящей Маруси, но стоило ей встать… Вот тут и пригодились ругательные слова, почерпнутые
