красиво, – заметил он, чтобы хоть что-то сказать.
– Да, – просто ответила Анастасия. – А вы заметили, сколько тут женских улиц? Амалиенштрассе, Стефаниенштрассе, Луизиенштрассе, Софиенштрассе…
– А вы бы хотели, чтобы была Анастазиенштрассе? – спросил Михаил с улыбкой.
Его спутница смутилась.
– О! Я не в этом смысле… то есть я не имела в виду…
Но она увидела, что Михаил улыбается, и сделала очаровательно уморительную гримаску, от которой у него сердце растаяло в груди.
– Ну наверное, я бы не отказалась… Только кто назовет улицу в мою честь? Я же ничего особенного не сделала.
Ему понравилась ее скромность; впрочем, по правде говоря, ему нравилось в Анастасии все. Они двинулись вдоль набережной; через несколько шагов девушка спохватилась, что хотела купить иголки, но забыла. Михаил и его спутница по мосту перебрались на другой берег и между отелями «Европа» и «Франция» отыскали магазинчик, торгующий разными мелочами. Анастасия объявила, что сама объяснится с хозяйкой, и заговорила на немецком, правда, то и дело сбиваясь на французский. Михаил время от времени вставлял уточняющие фразы. Ему пришло в голову, что он с удовольствием провел бы в этой лавочке сколько угодно, лишь бы рядом была мадемуазель Назарьева – и вновь пожалел, что он малоизвестный литератор без имени, без состояния, из разночинцев, и ему все дается с таким трудом. Наконец Анастасия выбрала иголки, расплатилась, и они вышли на улицу.
– О чем вы думаете? – не удержалась девушка, видя его мрачное лицо.
– Я?
Михаилу не хотелось признаваться. Он поглядел в конец улицы и заметил:
– Мне показалось, я увидел знакомого… господина Тихменёва. Но теперь я понимаю, что обознался.
– Он писатель?
– Редактор. Впрочем, статьи он тоже пишет.
– А вы сейчас что-нибудь сочиняете?
– Пока – нет.
– Скажите, Михаил Петрович, а как это происходит? – замирая от любопытства, спросила Анастасия. – Я имею в виду… ну вот, например, вы выдумываете героев или берете их из жизни?
– Что-то выдумываю, что-то беру из жизни, – ответил Михаил уклончиво. Он не любил разговоров о сочинительстве, потому что считал, что, в принципе, невозможно объяснить, откуда берутся герои, сюжеты и миры, которые хочется подарить другим.
Мимо них пролетел щегольской экипаж, мелькнул розовый шелк платья, красивое женское лицо, обрамленное черными локонами, – но, на вкус Михаила, накрашенное сверх всякой меры. Рядом с дамой в розовом сидел, развалившись и глядя в сторону, человек, которого писатель сразу же узнал. Анастасия проводила экипаж глазами.
– Это ведь был тот самый… игрок? – спросила она почему-то шепотом.
– Да, господин Осоргин, – ответил Михаил.
– А дама?
– Она не дама, –
