я не тот, кого она ждет, снова опустила глаза.
– Что будешь? – спросил отец, положив руку мне на плечо и подталкивая к бару.
Я заказал полпинты темного, зная, что, закажи я светлое, отец тут же выдаст целую речь о том, что он думает по поводу пива светлых сортов.
– Две пинты вашего лучшего темного! – громко объявил отец бармену и повернулся ко мне: – А ведь мы с тобой еще ни разу не выпивали вместе, а?
– Кажется, нет.
Мы оба знали, что нет. Мой восемнадцатый день рождения в апреле прошел незаметно.
– Что скажешь о пабах в Лондоне, хороши? Или ты предпочитаешь винные бары? – спросил он.
– Да я мало где бываю, если честно.
– В студенческих барах дешевле, да?
Я не мог понять: он хочет, чтобы я оказался опытным пьяницей, или это вопрос с подвохом?
– Думаю, да.
– Он думает! – воскликнул отец, как бы приглашая к нашей мужской беседе остальных присутствующих.
Несколько человек улыбнулись, но никто не вмешался.
Он залпом допил бокал.
– Еще один? – спросил я.
– Пожалуй, нет, – ответил он. – Я же за рулем. Слушай, ты пока допивай, а я пойду отолью.
Я остался у бара, с трудом допивая отвратительный теплый эль.
Отец вернулся в сопровождении женщины, которую я заметил, когда мы вошли.
– Ангус, ты не поверишь, кого я встретил! Это Саманта, моя новая медсестра!
– Ну, не такая уж новая, – ответила она, смеясь, глядя на него и пожимая мою руку.
Как и другие медсестры, работающие в стоматологии, она была симпатичная, с характерной клинической внешностью – короткая стрижка, хорошие зубы, аккуратные серьги-гвоздики в ушах. На ней были облегающие джинсы, заправленные в кожаные сапоги, пушистый бледно-голубой джемпер и шелковый шейный платок со скучным золотистым орнаментом и синей каймой, слегка выбивающийся из общего стиля. Я подумал, что, наверное, это ей отец подарил на Рождество – она еще не достигла возраста, когда женщины сами покупают себе шелковые платки.
– А сколько ты уже у меня работаешь? – спросил отец.
– Семь месяцев, – сказала она.
– Правда? Надо же. А ты что, тоже член этого клуба? – спросил он ее, как будто кто-то мог поверить, что такая женщина приехала в клуб одна в рождественское утро, чтобы отрабатывать свой фирменный удар.
– Нет, здесь играет мой папа, – ответила она. – Я приехала к родителям на Рождество. – Она впервые посмотрела мне в глаза, словно говоря, что нам обоим известно, насколько это тягостно. – Мне уже пора возвращаться.
В машине по пути домой я не знал, что и думать. Да и стоит ли думать об этом вообще. Если Саманта стала для него утешением – что ж, ему во благо. Еще я догадывался, что она не была первой. Мама наверняка подозревала его в изменах – она и сама работала у него медсестрой, так что ее предложение взять меня с собой, вероятно, имело скрытые мотивы. В одном я был уверен точно: от меня она ничего не узнает.
