волнистые волосы, слегка тронутые сединой, были аккуратно подстрижены и причесаны. Огромные карие глаза смотрели на нее с нескрываемым любопытством. И только желтовато-бледное осунувшееся лицо и резко постаревшие руки, покрывшиеся глубокими морщинами, выдавали тяжелый недуг профессора. Лану смутил его откровенный прямой взгляд. Она покраснела и опустила глаза.
– Яська! – сказал он уже более мягким и немного кокетливым тоном. – Неужели я умер, и этот ангел предстал предо мною, словно нежное недосягаемое облачко…
– Папа, – укоризненно ответила Ярослава, – ты разве не видишь, что напугал нашу гостью. Лана сейчас уйдет и больше не ступит на порог дома, где живет столь негостеприимный хозяин.
– О, нет!!! – театрально воскликнул Лисицын, хватаясь за сердце. – Мое бедное сердце не вынесет такого удара.
Это было сказано с таким пафосом, что Лана не выдержала и звонко расхохоталась.
– Я ожидала увидеть надменного гордеца с каменным лицом, – задыхаясь от смеха, пояснила она.
– Я разочаровал тебя, деточка?
– Нет, ни в коем случае. Я очень рада, что Вы такой же, как Ярослава.
– Какой?
– Ну, не знаю, как сказать, – смутившись, ответила Лана. – … Настоящий, такой, как есть…
– Увы, красавица. Я прожил на земле не так уж мало лет, но, к сожалению, не научился притворяться и играть по чужим правилам…
Заметив теплый контакт, установившийся между отцом и Ланой, Ярослава потихоньку вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.
– Почему, к сожалению? – удивилась Лана.
– Потому что были времена в нашей стране, когда людей, говоривших то, что они думают, гноили в лагерях или просто уничтожали.
– Знаю. А как же Вам удалось избежать репрессий?
– Меня спасла физика. Хоть я всегда был и остаюсь на контрольной мушке у правительства, «высшие» мира сего нуждались во мне, а я, в свою очередь, занимаясь любимым делом, приносил пользу государству. Как говорится «Служил Отечеству!»
– Да, дела… – не зная, что на это ответить, пробормотала Лана.
Павел Афанасьевич замолчал. На какое-то время он ушел в свои мысли и воспоминания. По его лицу пробежала тень грусти и ностальгии, а морщинки на лице стали более заметны. Глубоко вздохнув, Лисицын перевел взгляд на Лану и продолжил:
– Как бы то ни было, хорошо или плохо, но я прожил свою жизнь в ладах с собственной совестью.
Лана явно услышала в голосе профессора тревогу.
– Вот и отлично, – сказала она. – Но что-то же вызывает у Вас беспокойство?
– Яська, – тихо, почти шепотом, ответил Лисицын.
– Но почему? – искренне удивилась Лана. – Мне она показалась независимой, сильной и самостоятельной девушкой.
– В том-то и вся беда, – с грустной улыбкой сказал профессор. – Грядут другие времена. Вам, молодым, предстоит жить не в той России, в которой
