практикующего молитвенное размышление, фигуры, участвующие в шествии, являются ключами к шифру, цель которого – представить в одно мгновение учение в его целостности за одно мгновение. Иначе говоря, можно вести речь о языке богословия; но в определенном смысле эта яркая картина, с учетом выстроенных на ней герменевтических коннотаций, становится другим языком, предназначенным для того, чтобы быстро сообщить читателю целый аспект учения. Прием, используемый Лудольфом, состоящий в том, чтобы снова и снова показать читателю картину, событие или персонажа, каждый раз с новым множеством символических отсылок, наводит на мысль, что этот «язык» представлений предназначен для множества использований в одно и то же время. Я думаю, мы, возможно, с натяжкой толкуем действительное намерение Лудольфа, но по крайней мере можем предположить, что эти сцены, как они представлены в Жизни Христа, и в Новое время могут служить средствами для быстрого запасания и легкого нахождения богословской информации, при этом каждый персонаж, событие, имя или предмет выступает как этикетка или шифр, который дает отправные точки для размышления: с их помощью можно научиться не только существенному содержанию Евангелия как целого, но и способу представлять себе вселенную в гармоническом соответствии с Евангелием.
После описания этих персонажей Лудольф возвращается к самому шествию, таким образом приводя картину в движение. Симеон передает Иисуса Марии, затем группа движется к алтарю, “quae hodie representatur per universum orbem” («который сегодня представлен целой вселенной», I: 106). Иосиф и Симеон идут первыми, за ними Мария, несущая Иисуса, с сопровождающей ее Анной. Лудольф изображает это движение так, чтобы оно воспринималось читателями, подразумевающими свое собственное участие в процессии Сретения, как обычное:
Sic et nos in ista die, missarum solemnia celebrantes, cereum accensum, per quem signifi catur puer Jesus, in manibus bajulamus, et processionem facientes usque ad altare deferimus et off erimus, recollentes illud lumen ineff abile quod Maria et Simeon hodierna die portaverunt in manibus. (I: 105)
Так и мы в этот день, во время торжественной мессы, несем в руках зажженные восковые свечи, которые обозначают младенца Иисуса, и друг за другом подходим к алтарю и ставим на него свечи как бы в жертву, вспоминая тот несказанный Свет, который Мария и Симеон в этот день несли на руках.
Обе отсылки – как литургическая, так и, по этому поводу, гомилетическая, – очевидны, поскольку евангельский текст используется здесь явным образом для прояснения церковного обряда, а упоминание «сегодняшнего дня», по меньшей мере, допускает возможность, что основой главы стала подходящая проповедь на праздник Сретения. Также очевидно здесь и кое-что еще, а именно (развивая наше понятие о зашифрованном языке размышления) то самое, что, делая конкретным вероучение, может охватывать не только образы в душе или даже перед телесными очами, но и, шире, «разыгрывание» этих аллегорических и символических событий. Итак, читатель (который в случае Жизни Христа должен был быть, вероятно, монахом) реальным образом делал прошлое настоящим. Более того, он мог совершить основанный
