заметно колыхалась грудь. Ожил и стан, следуя за изгибами талии. Оля приоткрыла глаза. В них отчетливо плескалась чувственная нега. И тут она заметила, что я смотрю на нее. Тут же рисунок танца поменялся. Теперь она танцевала не только для себя, но еще и для меня. Ожили ее руки. В такт музыке они зарывались в волосы, гладили грудь, живот, затем коленки, бедра, а потом медленно, словно случайно, стали задирать вверх полы халата, открывая загоревшую наготу ног. Она проследила, куда переместился мой взгляд, увидела, что уже обнажился крохотный белый треугольник трусиков, и тут же змейкой ее рука метнулась между ног, стыдливо закрываясь ладошкой. Ладошка стыдливо прикрыла и тут же бесстыдно стала поглаживать себя, проникая под ткань. У меня все сладко замерло внутри, от вида танцующих бедер Оли и гладящей лоно ладошки.
Радио смолкло также внезапно, как и заиграло. Замерла и Оля.
– Это что было? – отмер я.
– Пашка, говорят, гейши умеют танцем гипнотизировать. Я тоже так хочу научиться! Вот изобретаю такой танец. Выучусь и в гейши пойду! – зафыркала Оля, весело поблескивая глазками.
Оля одернула полы халата и потянулась.
– Как же хорошо никуда не бежать, а просто лежать. Ужасно люблю, когда меня качает поезд. Расслабишься, и иногда возникает ощущение, что я на качелях, а то и вовсе с мужчиной.
Оля смотрела на меня, я смотрел на нее, а солнечные зайчики, отражаясь от стекол окна, наперегонки бежали по ее груди, тут же прячась за полами ее халата. Заметив мой взгляд, Оля снова прогнулась, но теперь уже явно провоцируя меня.
– Мне и сейчас снилось, что я обнаженная, стоя на качелях качаюсь. Прямо в небо улетаю! Только небо, только ветер, только радость впереди! Нет, не только. Еще за мной стоит обнаженный мужчина. Это он обнял меня и мягко всем телом толкает так, что я улетаю прямо в небо. И тут кто-то подобрался ко мне, лизнул мой живот и разбудил меня. Такой сон не досмотрела! И кто это мне всю малину обломал? Кого это я за уши поймала на горячем?
И грудь Оли, и ее тело слегка раскачивались, а в ямочках губ затаилась улыбка. Она взъерошила мне волосы, обдула мое лицо и поцеловала в щеку.
– Ладно, прощаю. Не умею обижаться, когда на меня так влюбленно смотрят.
Оля раздвинула полы халата, выпуская грудь наружу. Она обдувала их с блаженной улыбкой на лице. Затем, словно лишь теперь до нее дошло, что я на нее смотрю, притворно ахнула, запихнула их назад, запахнула халат и даже прижала к груди руки, якобы защищая свою невинно пострадавшую от моих взглядов грудь, и погрозила мне пальчиком.
– Какой же ты, Пашка, бессовестный!
Тут ее взгляд остановился на расстегнутой пуговке халата, под которой белела складочка живота. Та складочка, из которой я так неловко пытался слизнуть капельки и настроение ее мгновенно изменилось.
– Пашка, как же я обожаю, когда ты так заботишься обо мне. Вроде бы мелочь, но я прямо таю от нежности. Хотя на всю дорогу даже тебя не хватит. Давай лучше приоткроем окно.
Я приподнял створку. Ветер стал задувать
