членов круга (хлоп резинкой, хлоп!) продуктами питания.
Итак, продукты. Поиски съестного – именно так, а не иначе, если принять во внимание очереди и толкотню в магазинах, после посещения которых любого вышедшего оттуда спроси, что он там увидел, что купил, и он ответит, привычно махнув рукой, словно расписываясь в совершенной бесцельности подобных визитов: а-а… ничего.
У неё были обширные знакомства в торговой сфере, и поэтому перед отъездом в Африку она позаботилась о сыне, подумав, что же он будет есть, когда один останется, да хотя бы и с бабушкой, ведь надо же где-то ему будет доставать, а где он достанет и что? Самое главное, где? Так просто пойдёт в магазин… ну и? Что он там купит? Консервы? Пачку печенья? Что ещё такого очень полезного для молодого растущего организма сможет он приобрести? Плавленый сырок? Она оставила ему записки, в которых обращалась к «милым» Тоне, Ирине Константиновне, Тамаре Петровне, Степану Борисовичу и прочим с просьбой обе-спечить «моего сына тем, что у вас имеется в данный момент по ассортименту».
По ним он должен был первый раз заявиться и познакомиться. Вроде как пароль. Потом он уже ходил без записок. Он знал, например, что колбасу более-менее приемлемую можно будет взять у Тони, а насчёт овощей лучше всего обратиться к Степану Борисовичу. Исчезло вдруг из продажи подсолнечное масло? Пожалуйста. Это к Тамаре Петровне. Сладенького захотелось? Ирина Константиновна который год на сладком сидит.
Он купил план города и, как полководец отмечает флажками взятие стратегически важных пунктов, так и он помечал расположение магазинов, пользование которыми означало для него выход на оперативный простор жизни.
Так они и жили вдвоём с бабушкой. Жили в согласии. Подшучивали друг над другом. Она варила обед. Он, возвращаясь с работы, заходил в магазин и покупал хлеб или что там ещё она ему заранее, с утра заказывала. На улицу она выходила редко. Не очень-то ей это нужно было. «А что тут у вас смотреть? – говорила она. – Где ходить? Везде асфальт да машины… Я вот у себя в огороде…» – и дальше Гостев уже знал, что она будет говорить, куда заведёт её память, из которой им вместе потом выбираться в день сегодняшний. «Да, у нас вот тут тоже случай был…» – рассказывала она Гостеву на кухне, пока он обедал, и он слушал, слушал её вязкую, неторопливую речь до тех пор, пока не переставал соображать. «Постой, постой! О чём это ты? – спохватывался он. – Да когда это было?» – начинал он вдруг догадываться. – «А у тридцатом годе», – отвечала она. А он слушал вроде бы как о вчерашнем событии, и выходило так, что вполне оно могло быть и в наши дни. И она рассказывала ему, что брат её тут вот, на «эмтээсе» работал, – она показывала рукой на окно, словно это рядом было, в двух шагах ходьбы, там находилась таинственная «эмтээс», и место выступало свидетелем времени.
Было у неё желание на гармошке научиться играть, да и сейчас оно есть. «Растяну гармонь по локоть, дома нечего полопать!» Трудные были годы. Федя Агапов был такой. Гармонист. Жена у него – Арина
