в гостиной и «моей», детской комнате, затем стала думать, что мне делать дальше? Само собой, что первым делом нужно постараться вернуться в свое время, не могу же я тут оставаться! А как мне это сделать? Я совсем не представляю, что нужно для этого предпринять. А вдруг я обречена остаться в своем прошлом? Тогда мне нужно будет всю жизнь скрываться, как преступнику, потому что нас здесь две Синичкиных Кати: я сорока двух (ну, почти) лет из будущего, и шестнадцатилетняя девочка. Кстати, не нужно забывать, что совсем скоро, в начале июля, я тогдашняя, должна вернуться из Ленинграда вместе с мамой, чтобы сдавать экзамены в архитектурный институт. Не могу же я объявиться к ним, чтобы легализоваться. Уму непостижимо, как можно воспринять явление человека из будущего, да еще уверяющего, как будто он ваш родственник, а то и ты сам. А для Кати–подростка, то есть, меня тогдашней, это может вообще сказаться неизвестно чем. Так что это просто невозможно.
Выбор института решился из–за моего увлечения красотами архитектурных сооружений Ленинграда. Мне хотелось заниматься в будущем вопросами реставрации старины. Папа, а он сыграл одну из решающих ролей в моем выборе, одобрил мое решение. Он сам в свое время выбирал между профессиями архитектора и военного. Желание стать офицером и служить в армии, перевесило. Папа решил поступать в военное училище и связать дальнейшую жизнь с армией. А любовь к архитектуре у него осталась и, видимо, передалась мне. Брат мой Антон всегда хотел стать врачом, поэтому учился в медицинском, альтернативы для него не было. Врачом, в свое время, был мой дед с маминой стороны, это он заинтересовал внука медициной. Папа даже обижался, что его единственный сын не захотел пойти по его стопам – не стал военным. Надеялся, что Антон будет учиться хотя бы на военного врача, но сын поступил в гражданский медицинский институт. А я вот уперлась, что буду учиться только на архитектора и все! Мама не особенно одобряла мой выбор, считая, что в архитектурный поступают в–основном мужчины и пыталась отговорить меня, подавать документы на «мужскую», по ее словам, специальность. Уговаривала меня тоже поступать в медицинский, как Антон, или в педагогический, как она сама когда-то сделала, но я этого совсем не хотела. Я тогда была довольно упряма и упорна в своем выборе и ничьих аргументов категорически не признавала. В конце концов, мама смирилась и сказала, что на время моего поступления в институт, она тоже со мной вернется в Москву. Уговорить меня поступать учиться в Ленинграде им не удалось потому, как Боря намекнул мне, что его могут перевести с Дальнего Востока ближе к Москве, в Кубинку. Это и решило мой упрямый выбор. Конечно, о главном моем аргументе учиться именно в Москве, а не Ленинграде, я родителям не говорила. К тому времени молодому лейтенанту пришла пора возвращаться в свой гарнизон, а мне – ехать с мамой домой, в Москву. Мама собиралась в конце лета вместе с папой вернуться обратно в Ленинград, а ко мне должна была приехать бабушка, чтобы дитятко, то есть я, живя без родителей, не понаделало глупостей.
Бабушка
