и родней инженерии.
Начальство знало про это, естественно, нюхом чуяло ежедневно, проходя мимо стеклянных лабораторных дверей, доносившийся оттуда чесночно-перцово-лавровый запах, – но молчало, с горластыми бабами не связывалось. Свяжешься – только настроение себе испортишь и лишних шишек набьёшь. А положения всё равно не выправишь, не наладишь дисциплину труда. Разгневанные бабы скажут: «работу давай, тогда и дисциплину требуй». А какая работа при таком бардаке и всеобщей государственной неразберихе и расхлябанности!…
И получалось, в итоге, что в многолюдных институтских комнатах уже сидеть и думать было нельзя из-за пряных аппетитных запахов, что окутывали тебя с головой, шума и смеха не прекращавшегося, ежеминутного топота и грохота. При всём желании невозможно было работать умственно, к новым заказам готовиться, а старые – изучать, мастерства и опыта набираться, книги читать мудрёные по автоматике и баллистике, по механике космических перелётов. Мужикам-инженерам, сидевшим с бабами вперемешку, поневоле нужно было либо в курилки переезжать – подальше от дымящихся на соседних столах сковородок, чайников и кастрюль, что они в общей массе и делали, по полдня недовольно с сигаретами там просиживая, “лихое время” пережидая. Либо вообще в коридоры или подсобные помещения выселяться, с прицелом на скорое увольнение и на то, чтобы однажды к чёрту грёбаный Филиал послать со всеми его насельниками-дармоедами – и душой отдохнуть, успокоиться…
Разложение коснулось и морального облика многих сотрудников. Особенно, опять-таки, молодых, которые от скуки и от избытка сил стали безбожно грешить-развратничать на рабочем месте, крутить шуры-муры прилюдно, не обращая внимания на окружающих и пересуды коллег, на семьи свои и детишек маленьких.
Ну ладно там мужики, пареньки молодые, горячие, вечно “голодные” и озорные. Им-то, что называется, сам Бог повелел полигамными и любвеобильными быть, этакими “бычками-производителями”. Для них, понятное дело, необременительные “служебные шашни” зачастую лишь сладким развлечением были, дополнительным адреналином в кровь, ухарством бесшабашным, бравадой, “выпуском пара”, “охотой” – и беременностью и родами не заканчивались. Удивительно, что и девушки в этом пикантном распутном деле не отставали от них, хранительницы очага и чести, блюстительницы нравственности и порядка.
Стеблову до ужаса интересно и поучительно было наблюдать со стороны, как и они, замужние и приличные, шибко-учёные дамы, едва-едва выйдя из декретного отпуска и от утомительных родов едва оправившись и отдышавшись, посидев с молодыми парнями рядом в замкнутом помещении месячишко, со стороны понаблюдав-полюбовавшись на них, от их молодой красоты возбудившись, – не выдерживали бурного наплыва чувств. И, поддавшись взаимным влечениям и симпатиям, разбуженной похоти, страсти, теряли контроль над собой – и головы. После чего пускались во все тяжкие, как в таких случаях говорят: ежедневно начинали мотаться по чердакам,
