style="font-size:15px;"> Усевшись рядом с Анжеликой перед камином, она щедрой рукой наполнила два оловянных кубка.
– Имей в виду, тут есть господа, которые возмущаются из-за моей молельни. Потому что не все мои дела так уж добродетельны, и все это знают. А вы мне скажите, кто добродетелен всегда и во всем? Однако это почему-то не мешает им строить церкви и молельни. Разве в городах королевства соборы не соседствуют с борделями? Поверь мне, так повелел Господь, и на это есть причины… Так что не я первая, не я последняя… Помнишь, как я начинала в Париже, на задворках Нотр-Дам? Если бы не эта заваруха на ярмарке Сен-Жермен, из-за которой вся наша малина накрылась… Но что поделать, прошлого не изменишь, и я могу сказать про себя, что пожила хорошо. Уж я-то не теряла времени зря. Сейчас уже не так весело, как когда-то, но у всего есть свой вкус. И потом, я люблю холода, они напоминают мне мое детство в Оверни.
Уперев локти в колени, она задумалась:
– Нет, я ошиблась. Последний раз я тебя видела не на ярмарке Сен-Жермен, а потом, когда мы пошли искать твоего малыша, ну того, самого маленького, Кантора, которого похитили цыгане… Да, именно тогда я видела тебя всю обчекрыженную. Стало быть, это было уже после потасовки на ярмарке Сен-Жермен, после того как легавые прошлись по твоей голове своими ножницами…[3] Ты помнишь?
– Помню.
– Вчера я видела твоего Кантора. Он красив, как бог, как греческий бог. Нам повезло, что возле Шарантона мы настигли тех цыган, что его своровали. Этот бег под дождем! Ты помнишь? Что нам стоило бежать взапуски в те времена… Сейчас я бы так не смогла… Выпьем! Он тут, твой Кантор, спасенный от чертовых легавых, которые желали нам, бедным девушкам, смерти. Да благословит Бог Канаду! У меня тоже есть сынок. Не такой красивый, как твой, но…
– Я его видела, и он великолепен. Я бы дала ему лет двенадцать.
– А ему только девять! Черт возьми, его отец – настоящий здоровяк, такой дюжий. Сегодня его тут нет, он поехал за сырами на остров Орлеан. Ты его еще увидишь. Именно широкие плечи его и спасли – его отправили в Канаду… Решили сделать палачом…
Жанина Гонфарель понизила голос:
– Мы об этом стараемся не вспоминать. Но ты же понимаешь, я привечаю удачу, откуда бы она ни пришла. С удачей не шутят. Эти господа из Вест-Индской компании нигде не могли найти для колонии палача. Все отказывались. Быть палачом в Канаде – это никого не прельщало. Вот им и приходилось довольствоваться услугами всяких слабаков, которые даже не могли как следует затянуть винты испанского сапога, не говоря уже о том, чтобы поднять топор или во время повешения натянуть веревку. Чего тебе, болван? – вскричала она, заметив, что в комнату вошел слуга из трактира. – Разуй глаза! Ты что, не видишь, что я разговариваю с дамой из Верхнего города?
– Хозяйка, там их двое на улице, они говорят, что замерзли.
– Должно быть, это лакеи госпожи де Меркувиль, носильщики моего портшеза, – вспомнила Анжелика.
– Но мы не
Во французских тюрьмах охранники часто стригли заключенных и продавали волосы изготовителям париков.
