проехать до Царицына. Но, поразмыслив, мы от этого отказались на том основании, что, обнаруженные там, мы, без сомнения, навлекли бы на себя подозрение тем, что зимою в стужу почему-то едем изолированно в холодном вагоне, а не в теплушке.
Теплушки оказались набитыми до отказа. После ругательств и энергичных действий, нам удалось, в конце концов, втиснуться в одну из них. Я примостился на краю скамьи налево от двери, а Сережа и капитан залезли под нижние нары, разместившись на холодном полу. Меня сильно интересовала компания, заполнявшая теплушку, и я внимательно, но незаметно начал ее рассматривать. Большинство было одето в солдатские шинели, часть в полушубках военного образца, сидело несколько штатских, по виду рабочих, а также 6–7 женщин. Испитые, с звериным выражением злобные физиономии, развязные и циничные манеры, за каждым словом матерщина – все это, даже на первый взгляд, ничего доброго не предвещало. К тому же, многие были изрядно пьяны. Большинство устраивалось, раскладывало вещи, некоторые начали закусывать, чавкая на весь вагон и запивая еду водкой или вином. Общий разговор не клеился, интерес всех вертелся около вопроса – когда двинется поезд.
В это время неожиданно раздался энергичный стук в дверь, и в теплушку ввалились двое вооруженных до зубов пьяных красногвардейцев, а два других остались у входа.
«Цивили, показывай документы и билеты», – прохрипел один из них, начав свой обход справа от двери. Еще до сих пор я отчетливо представляю себе этот момент и бесконечно тревожное чувство, тогда меня охватившее. Сосредоточенно наблюдая проверку документов, я заметил, что наличие солдатской шинели как будто бы освобождало от контроля, но все же уже трое штатских, один оказавшийся подозрительным солдат и две бабы были высажены и переданы конвою – «для обыска и раздевания, а если нужно, и для стенки», как, смеясь, пояснил контролер. Никто не протестовал. Все притихли. Гробовая тишина в вагоне нарушалась только выкриками: «давай… не надо… покажи… а ты чего прячешься, может, сволочь офицер… тебе не надо…» и т. п.
Приближалась моя очередь. Медленно текли страшные минуты. В жизни каждого бывают моменты, когда в короткий срок переживается несравненно больше, чем за долгие годы. Так было тогда со мной. Голова напряженно работала. Мысли переплетались, лихорадочно прыгая от одного представления к другому и отбрасывая один план за другим. Я напряженно искал выхода и не находил. Если я – штатский, как было по моему документу, пронеслось у меня в сознании, то я обязан иметь железнодорожный билет, и отсутствие такового влекло за собой арест и, значит, обыск, а с последним обнаруживалось много меня компрометирующего; если же я военный, но без удостоверения, то при обыске у меня найдут штатское свидетельство, и, следовательно, результат тот же.
Затаив дыхание и прислонив голову к стене, я притворился спящим и с томительным чувством ожидал этого грозного момента. Уже почувствовал на плече руку красногвардейца и над ухом раздался его голос: «Товарищ,
