нет. Ни жизни, ни радости, ни горя. Просто пустота. Зачем нужно куда-то идти и переставлять ноги, если гораздо проще сжаться в комок и не двигаться, не шевелиться; закрыв глаза, остаться в пустоте и тишине… И увидеть Патрика. Живого, настоящего. Он смеется и говорит ей, что это ошибка, что он жив и скоро найдет ее…
…Вета очнулась в поле, в каком-то стоге сена, куда она зарылась, спасаясь, видимо, от ночной прохлады. Как она попала в это поле, в этот стог, где это? Она не знала. Пролежав всю ночь там, на поляне, где остался Патрик, ранним утром она поднялась и, шатаясь, словно пьяная, пошла, едва переставляя ноги, сама не зная куда.
Где-то, наверное, она потом ходила, но где? И сколько? Из забытья ее выводил голод. Жестокий, почти звериный голод; он заставлял тело двигаться почти инстинктивно, идти куда-то, чтобы только добыть еду.
Время спуталось, дни то тянулись, то мелькали минутами. Вета то впадала в беспамятство, то, выныривая на поверхность, с удивлением обнаруживала, что уже давно день, а она лежит где-то в траве, то – что смеркается и надо бы где-то укрыться на ночь, но тут же ей становилось снова все равно, и она опять впадала в оцепенение. Иногда вдруг точно просыпалась и вспоминала все, что случилось, и начинала рыдать так, что казалось – вот-вот разорвется сердце, и это будет даже лучше, потому что как она может жить одна, без Патрика, без того, кто был смыслом ее жизни. Наплакавшись, снова уплывала куда-то в тяжкую дрему… и все повторялось без конца.
Правда, несколько раз она все-таки ухитрялась каким-то образом снова попадать в свой стог – значит, все-таки запомнила дорогу и возвращалась.
Иногда она обнаруживала себя в каком-то грязном трактире жующей хлебную корку или похлебку – значит, ее кто-то кормил или она сама покупала еду. Иногда сквозь туман проплывали какие-то лица – брезгливые, удивленные, равнодушные, злые… что-то кому-то она говорила, хватая за руки, а ее отталкивали… что это было, кто это был?
Не все ли равно…
Лечь бы. Уснуть. Умереть. Уйти туда, где ждут ее Патрик и мама. Только голод, постоянный мучительный голод заставлял ее двигаться.
Ушли все, кого она любила. Нет матери. Нет Патрика. Нет… отца тоже нет. Он отрекся от нее, он предал.
Так минуло сколько-то времени, когда однажды ночью Вета проснулась и поняла, что спать больше не может, а голова, несмотря на острую, почти физическую боль в душе, ясная, и способна соображать. И слез нет – видимо, кончились, и хотелось бы заплакать, но не получается. Какое-то время она ворочалась в своей сухой и колючей постели. А когда снаружи запели птицы, выползла и огляделась.
Поле. Жесткая стерня, невдалеке еще несколько стогов, небо розовеет на востоке, день будет ясный. Где-то неподалеку журчит ручей. Слышен крик петуха и мычание коров – значит, деревня близко. Хочется есть и пить. Холодно. Вета поежилась, села на землю, подгребла под себя сено, укрыла рваным подолом босые ноги, привалилась спиной к стогу.
…Что делать?
Лучше всего было бы уйти вслед за Патриком, но раз это нельзя… значит, нужно жить дальше. Но как, как?
Чтобы выжить, нужна еда и крыша
