„Путешествие из Петербурга в Москву”. Что писано в нем, того не знаю; известно, однако ж, мне то, что тотчас он был арестован, отослан под суд в уголовную палату, осужден и приговорен к смертной казни. Но когда дело дошло до монархини, то из высочайшего милосердия лишен чинов и дворянства и сослан в Сибирь, в Илимский острог, на десятилетнее безвыходное заточение.
Сие получа вдруг, вообразите, сколь я был поражен сим происшествием и в состоянии ли я был писать что-либо; ваше нежное и справедливое сердце послужит мне хоть некоторым извинением. Не успел еще укротить возмущающуюся кровь, как слышу от проезжих, что и я, может быть, подобной участи ожидать должен. Я забыл сказать, что и сия книга приписана мне, ибо почитали меня, не знаю почему, участником в его преступлении. Но я не хочу входить в подробности для оправдания. Совесть моя чиста, и я ничего не страшусь. Вот истинная причина долговременному моему молчанию.
Теперь вы все знаете и можете судить меня беспристрастно. Я уверен, что вы не усумнитесь нимало в моем сердце. Расцелуйте мою милую любезную невесту и верьте, что я навсегда пребуду ваш нижайший и верный
Странным, прихотливым образом пересекаются порой человеческие судьбы на исторических координатах…
Кажется, что могло быть общего у набирающего силу и авторитет военачальника, высоко чтимого и вице-императором России светлейшим князем Потемкиным, и самой государыней, Голенищева-Кутузова с дерзким революционером Радищевым, который своим «Путешествием из Петербурга в Москву» потряс все устои общества? Но где-то там, на боковых линиях координат, возникает точка соприкосновения: это Алексей Михайлович Кутузов.
Радищев – самый близкий друг Алексея Михайловича; Алексей Михайлович – любимец Михаила Илларионовича по службе в Полтавском пикинерном полку и доверенное лицо его супруги. Ссылка в Илимский острог лишенного чинов и звания Радищева резко отразилась на всей жизни Алексея Михайловича; судьба последнего, в свой черед, была далеко небезразлична для Голенищевых-Кутузовых, особенно для Екатерины Ильиничны. Так завязывались психологические и житейские узлы, так сплетались жизненные узоры, где все взаимосвязано, где неожиданно в гром победных орудий вплетается звучный голос певца вольности и борца с самодержавием. Мы можем, к сожалению, лишь строить догадки, какими были разговоры Кутузовых об авторе «Путешествия из Петербурга в Москву»: доверить бумаге их было невозможно…
Но вместе с Алексеем Михайловичем странной тенью в жизнь Екатерины Ильиничны вошел и Радищев.
Она понимала, что в письме, обреченном на вскрытие и пристальный досмотр, многого не скажешь, и, хорошо зная Алексея Михайловича, легко читала между строк. Ведь подчеркнутое несогласие с Радищевым, с его взглядами и мыслями, было предназначено прежде всего всевидящей цензуре, в надежде на возможное возвращение в Россию. Понимала Екатерина Ильинична и то, сколь
