ответил, что грибы и лук. Она хихикнула себе под нос.
– Тамар любит маслины, а ты – грибы. Она – сыр, а ты – лук. Она маленькая, а ты – Ог, царь Васанский[5]. Она толкует, а ты молчишь.
Он покраснел.
– Однако теперь поведай, поведай мне обо всем! Сидел ты там и грезил…
– Где?
– Во мэрии! «Где»! И только не сказал мне, о ком грезил.
Асаф не переставал изумляться этой странной монашке. Удивляла его даже вязь морщин на ее лице. Лоб, как и подбородок, напоминал кору дерева, и вокруг губ тоже залегли глубокие складки. Однако щеки были совершенно гладкими, круглыми и свежими, и сейчас на них играл легкий румянец.
Этот румянец сбивал его с толку. Он выпрямился и поспешил перевести разговор на официальные рельсы:
– Так я могу оставить вам собаку, а вы отдадите ее Тамар?
Но она ждала от него совсем иных слов – рассказа о снах наяву, например. Монашка покачала головой и решительно заявила:
– Однако нет, нет! Невозможно такое.
Он удивленно спросил, почему невозможно, и она сердито ответила:
– Нет-нет! Если я могла бы! И не пытай, будь любезен! Внемли мне. – Голос ее смягчился. – Всей душой хотела бы я оставить здесь со мной Динку, голубку мою. Однако выводить ее иной раз – надобно? И шествовать с ней немного по двору и по улице надобно? А она еще пожелает, вестимо, выйти на улицы и искать Тамар, а я что поделаю? Я ведь не покидаю этих стен.
– Почему?
– Почему? – Она медленно склонила голову, взвешивая что-то про себя. – Воистину ты хочешь ведать?
Асаф кивнул. Может, у нее грипп какой или аллергия на солнце.
– А что, если явятся нежданно паломники с Ликсоса? Что, согласно твоему разумению, случится, если не встречу я их у врат?
Асаф вспомнил колодец, и деревянные скамьи, и глиняные кружки, и каменные подставки под ноги.
– А спальную залу для утомленных в пути видел?
– Нет.
Ведь Динка неслась со всех ног и тащила его за собой.
А теперь вот и монашка Теодора тянет его куда-то. Она встала и взяла его за руку (ладошка у нее была маленькая и сильная), потянула за собой, позвав и Динку, и все трое быстро спустились по ступенькам. Асаф заметил большой цвета меда шрам на руке монашки.
Теодора остановилась перед массивной дверью.
– Здесь восстань, обожди. А ну сомкни вежды!
Асаф сомкнул, гадая, кто обучал ее ивриту и в каком веке это было. Послышался скрип открывающейся двери.
– Отверзи ныне!
Перед ним была вытянутая, овальная комната, а в ней – десятки высоких железных кроватей в два ряда. На каждой кровати лежал толстый, ничем не покрытый матрас, а сверху – аккуратная стопка: простыня, одеяло и подушка. А поверх всего, словно точка в конце фразы, – маленькая черная книга.
– Все готово к их
Ог, царь Васанский, упоминается в Библии, кн. Второзаконие; отличался гигантским ростом.
