на Восток, захватив Малую Азию, он пользующийся авторитетом у правителей соседних с них государств, смог бы объединить их против общего врага. Но время было упущено, а стремительное и абсурдное движение войск Искандера уже не позволило что-либо предпринять в этом направлении. Теперь же приходилось пожинать плоды своей недальновидности.
Итак, в то самое время, когда тревогой было пропитано все вокруг и даже воздух, и даже детский смех на улицах его города, ему доложили, что в город откуда-то с востока, – а на востоке была только Индия, пришел человек, который ходит по улицам его столицы и смущает своими речами народ. Об этом ему сообщили на одном из советов, собираемых еженедельно. На этом совете ему доложили, что речи, которые произносит этот человек перед своими учениками, весьма странны и допускают двоякое толкование. Среди вельмож, собравшихся на совет, не было однозначного мнения о том, что же говорил на самом деле этот пришелец. Одни говорили, что его речи призывают к самосовершенствованию и послушанию, другие же наоборот, утверждали, что они носят явно подстрекательский характер и зовут то ли к уничтожению государства, толи к уничтожению человека, что было совсем непонятно. При всем этом мысли, которые излагал этот человек, и которого народ называл Заратустрой, подавались таким образом, что в них нельзя было найти никакой открытой крамолы. Но одни из собравшихся считали, что эти речи могут дать почву тому, что народ может усомниться в праве его царя Измавила, блистательного повелителя Восточного царства, на власть над жизнью и смертью своих подданных. Больше всего негодовал верховный жрец, видевший в речах пришельца угрозу религии, верховным жрецом которой был. Но так как пришелец напрямую ни о чем таком не говорил, арестовать его без величайшего его царя Измавила повеления никто не решился.
Выслушав своих придворных Блистательный, как он даже сам, правда с иронией, себя называл, знаком приказал всем удалиться. Он не спеша, прошел за штору, отделявшую его приемный зал от небольшой комнаты с мягким ложем в углу и низким столиком перед ним. В этой комнате он любил отдыхать между приемами, которые в последнее время стали утомлять его. Он не стал ложиться, а присел на корточки, как часто привык это делать. Сам налил в кубок вина, сделал небольшой глоток, и задумался. Спустя некоторое время он позвал своего слугу и прошептал ему несколько слов.
Дождавшись, когда слуга выйдет, он допил вино из кубка. Отдернув штору, он вышел в приемный зал, пересек его по диагонали, открыл для многих во дворце неизвестную дверь, искусно замаскированную драпировкой, украшавшей зал, и последовал по ступенькам вниз. Спустя некоторое время он был уже в саду. Никем не замеченный он двинулся по аллее. Во дворце было мало стражи. Он не любил, когда на каждом шагу ему попадались вооруженные воины, которые, попав за усердную службу во дворец, становились каменными истуканами, и всюду следовали за ним глазами. Ему не нравились эти взгляды, ибо он, прекрасно разбираясь в повадках людей, боялся, что таким
