Георгия. Изложила свою просьбу, попросила встретиться со мной в кафе и набросать эскиз.
– Я никогда не рисовал могил, – ответил он неожиданно резко. – Если бы ты попросила карикатуру, я бы нарисовал.
Резануло «нарисовал бы карикатуру», это было неуместно и цинично. Я уже хотела попрощаться и повесить трубку, но Георгий, видно, осознав грубость, смягчился:
– Встречаться у меня времени нет, но пришли мне на почту наброски, я подумаю, что можно сделать.
Отправила.
Через несколько дней получила… карикатуру. Это был безвкусный, отвратительный, даже кощунственный рисунок. Если бы я окончательно потеряла веру в человечество, то подумала бы, что Георгий попросту поиздевался надо мной. Было обидно и больно. Мне вспомнилось предостережение батюшки о бесах. Воистину, рукой Георгия водила нечистая сила.
Поняла, кто мне поможет с эскизом – мои друзья из Лазаревского. Лера и ее муж Семен, художник, скульптор, писатель. Я всегда с удовольствием приезжала в их красивый дом в горах, который Сеня спроектировал и построил вместе с сыном. Когда я бывала у них в гостях, Семен учил меня лепить горшки и вазы на гончарном кругу во дворе. Это было весело. Особенно, когда после творчества приходилось отдирать засохшую глину от волос и лица. Мои горшки получались кривоватые, вызывающе нахальные в своем непослушании, но я все равно забирала их домой, гордясь делом рук своих.
Хотелось поговорить с Лерой – человек чуткий, она сумеет найти слова утешения. А Семен, конечно, сделает эскиз памятника.
И вот я летела в Сочи. Уже вижу берег. Никогда не испытать мне того восторга за минуты до приземления, когда самолет, развернувшись над морем, зависает носом к суше, а потом стремительно влетает на небольшой уже высоте на берег Адлера, фланируя над домами и гостиницами, над муравьиным копошением крошечных машин на дорогах, оставляя справа горы с небрежными, съехавшими набекрень макушками снега. И радостно замирает сердце от встречи с вечнозеленым городом-праздником, где меня ждет все любимое, знакомое, родное. А главное, дочка…
Теперь, подлетая к Сочи, отвернулась от окна и закрыла глаза. Не хотела видеть привычной разноцветной картинки за иллюминатором.
Как в самый страшный мой день, когда я узнала о гибели дочки, меня встречали Аня и дочкина подруга. Из аэропорта мы поехали на кладбище. Подходя к могиле, заваленной старыми венками и свежими цветами, почувствовала, что все вокруг вдруг стало непонятно светлеть и расплываться, потом вдруг ослабели ноги. В последний момент меня, теряющую сознание, подхватили девчонки. Очнулась на лавочке у чужой могилы. Такого со мной не было даже в самую первую минуту горя, даже на похоронах.
– Напугала, – покачала головой Аня, протягивая мне бутылку с водой. – Может, «скорую»?
– Не надо, я сейчас, – попробовала сесть. Слабость еще чувствовалась, но мне удалось встать на дрожащие ноги. Все-таки нашла в себе силы подойти к могиле, поцеловать фотографию на кресте. Девчонки плакали.
