скамейку, оттянуть ворот рубашки и прикрыть глаза, он бы рухнул и прикрыл. Всё! Он больше не один, то есть он один против Кадельской армии, но Талиг на нем больше не висит. Савиньяк воззрился на Алву, как Балинт на подоспевшего к Шарице Алонсо – большего этот мир пропавших звуков и уцелевших расстояний своим гостям не позволял. Затем приступ облегчения пошел на спад, и Ли принялся соображать, благо понять, что происходит, труда не составило. О бакранском гадании рассказал сам Рокэ, а про снег и кошек Ли слышал еще в Торке.
Мысль разговорить переживший монахов и недорослей камень была очевидной и при этом немыслимой, то есть Рокэ в самый раз. Догадался бы он сам, Лионель не знал, может, при виде черного стола и догадался бы, только материнские рассказы на эту мысль его не сподвигли. Вот гробницу «Диамнида» он бы точно проверил.
Примеченное краем глаза движение заставило приглядеться к стоящему особняком высокому адуану, то есть к… Валме! Начавшиеся с приснопамятной дуэли похождения извлекли из разодетой по последней моде куколки нечто вроде летучей гончей. На радость Бертраму и, видимо, Талигу. Итак, чрезмерно «горячий» виконт вновь умудрился отыскать Алву, не потеряв при этом пса, если, конечно, компанию стерегущему храм Уилеру составлял знаменитый Готти. На всякий случай Савиньяк подошел к виконту и еще больше на всякий негромко окликнул. Само собой, его не услышали – Валме улыбался и что-то говорил в пустоту, он видел кого-то еще, Ли – нет. Улыбку сменила удивленная настороженность, сынок Бертрама поднял руку, явно желая чего-то коснуться. Безуспешно, но, судя по изначальной радости, то, что обнаружил виконт, не являлось ни опасным, ни неприятным. Для очистки совести маршал попытался дернуть наследника Валмонов за адуанско-кэналлийский хвост, ожидаемо не преуспел и позволил себе, наконец, подойти к столу.
На бакранский алтарь Рокэ любовался на пару с Окделлом, в сегодняшнюю затею регент втравил Эпинэ и Салигана, хотя с маркиза, как и с Валме, сталось бы влезть в авантюру для собственного удовольствия. Раймон, о котором Ли, к своему стыду, напрочь забыл, выглядел сосредоточенным, Рокэ – слегка удивленным, Иноходец – счастливым, все они что-то видели, и вряд ли одно и то же.
Мать всерьез тревожилась за Эпинэ, а он не только выжил, но и отнюдь не походил на доходягу, живущего на одном лишь «надо». Узнать бы, с чего Иноходец улыбается? Видит свою любовь? Если так, алтари врут, причем нагло. Или не врут, а берут то, что есть в каждом, и выворачивают, а люди принимаются толковать. Трусы – трусливо, безалаберные – безалаберно, несчастные… Тут может быть по-всякому.
Подошел Валме, с явной досадой уселся напротив Алвы – похоже, хотел что-то рассказать, но не решался прерывать ритуал. Отшлифованная века назад поверхность красиво играла бликами факелов, тающий снег, как мог, помогал огню. Черное и белое, ночь и день, к которым примешали не то пламя, не то закат… Пляска сполохов завораживала, но не до такой же степени, чтобы ничего другого не видеть!
Мигают
